«Прослыть хорошей матерью в глазах стокгольмских дам»: каким было материнство Софьи Ковалевской
© Фото Depositphotos
Между карьерой и дочерью
Первая женщина, ставшая профессором математики, Софья Ковалевская умерла очень рано, от воспаления легких — ей был всего 41 год.
Она не успела написать воспоминаний о своей взрослой жизни (успела — только о детстве и ранней юности), поэтому историю ее карьерного прорыва и историю ее материнства мы знаем в изложении других людей, в особенности — в пересказе ее близкой подруги из Швеции, Анны-Шарлотты Лефлер-Эдгрен.
Фиктивный брак, ставший настоящим
Один из самых известных фактов о личной жизни Софьи Ковалевской, в девичестве Корвин-Круковской — это то, что она состояла в фиктивном браке. Отец не разрешал ей получать паспорт для поездок за границу, а ей очень хотелось учиться (в России на тот момент высшее образование для женщин было практически невозможным).
Поэтому не оставалось ничего другого, как завести фиктивного мужа, который дал бы разрешение на загран. Такого человека ей удалось найти: им стал геолог, палеонтолог и зоолог (а также, например, учитель дочери Герцена) Владимир Ковалевский. Он помог ей получить образования в Гейдельбергском университете, а затем и в Берлинском.
Ковалевские много путешествовали и со временем в их отношениях произошли изменения — Владимир и Софья действительно сблизились, и их фиктивный брак стал настоящим.
В 1878 году у Ковалевских родилась дочь, которую тоже назвали Софьей, а дома звали «Фуфой». Вскоре после ее рождения Ковалевский был назначен профессором палеонтологии в Московском университете, и семья обосновалась в Москве.
При этом Владимир не хотел останавливаться на занятиях одной лишь наукой, а участвовал в различного вида авантюрах и финансовых спекуляциях, принимавших все более и более обширные размеры — он пытался разрабатывать нефтяные источники во внутренних губерниях России.
Софья не сильно поддерживала эти его начинания, и со временем он начал скрывать от нее свои действия. Как пишет Анна-Шарлотта Лефлер-Эдгрен, знакомые стали говорить, что муж ей изменяет. Она чувствовала, что муж отдаляется от нее (и хотя впоследствии поняла, что, скорее всего, свидетельства о его измене не были правдой), очень сильно переживала из-за этого.
Не в силах бороться с ревностью, она решила его оставить и собственными силами построить будущее для себя и для своей дочери. Делать это она планировала за границей, а дочь на первых порах решила оставить жить у своей близкой подруги, химика Юлии Лермонтовой.
Софья уехала в Париж, много работала. Именно в Париже она узнала о том, что ее муж стал жертвой финансового спекулянта — Ковалевского обвинили в растрате крупной суммы, и он покончил жизнь самоубийством. По воспоминаниям Анны-Шарлотты Лефлер-Эдшоен, Софья горько упрекала себя за то, что бросила его и надолго погрузилась в траур.
Первая на кафедре
Еще в 1876 году Софья Ковалевская в Петербурге познакомилась с шведским профессором Миттаг-Леффлером (братом той самой подруги, написавшей подробные воспоминания о жизни Ковалевской). Он также был учеником математика Карла Вайерштрасса, у которого она сама училась в Берлине.
Миттаг-Леффлер был восхищен ее умом, ее способностями. Он предложил Софье возглавить кафедру математики в Стокгольмском университете. Она должна была стать первой женщиной в мире на такой должности.
Вот что писала ему Софья Ковалевская: «Профессор Вейерштрасс, основываясь на существующем в Швеции положении дел, считает невозможным, чтобы стокгольмский университет согласился принять в среду своих профессоров женщину, и, что еще важнее, он боится, чтобы вы, настаивая на этом нововведении, не повредили себе сильно и сами. Было бы слишком эгоистично с моей стороны не сообщить вам этих опасений нашего уважаемого учителя, и вы, конечно, поймете, что я была бы приведена в страшное отчаяние, если бы вы из-за меня навлекли на себя какую-либо неприятность, — вы всегда с таким интересом относились к моим занятиям и я питаю к вам такую искреннюю дружбу».
Но совсем вскоре она уже выехала из Петербурга в Стокгольм — на пробный период, читать лекции на немецком языке. Анна-Шарлотта описывает в книге такую деталь: Миттаг-Леффлер хотел сразу позвать домой друзей, чтобы познакомить их с Софьей и чтобы у нее появился круг общения, но она сказала: «Подождите недели две, пока я не научусь говорить по-шведски». И она действительно очень быстро заговорила — через два месяца после переезда уже читала беллетристику.
Несмотря на то, что ее тестовый курс вызвал фурор в университете, и несколько меценатов были готовы платить ей стипендию, добиться официального разрешения на ее трудоустройство удалось только в 1884 году.
Дочь у «мамы Юли»
Пока Софья Ковалевская находилась за границей, ее маленькая дочь жила у Юлии Лермонтовой (которая была крестной девочки), в Москве. Девочка назвала ее «мама Юля». А вот такие письма приходили ей от Ковалевской: «Дорогая моя Юлечка, как наша Фуфа, слушается ли тебя, помнит ли меня? Скоро приеду к вам…».
Некоторые друзья, впрочем, убеждали Ковалевскую забрать дочь с собой в Швецию.
«Но несмотря на все причины, которые заставляют меня желать жить вместе с моею девочкою, я решилась оставить ее еще на одну зиму в Москве. Я не думаю, чтобы я поступила в интересах ребенка, если бы взяла ее отсюда, где ей так хорошо живется, и увезла с собою в Стокгольм, где ничто еще не приготовлено для ее приема, и где я сама принуждена буду посвящать все свое время и всю свою энергию на выполнение своих новых обязанностей. Т. (человек, который убеждал ее взять дочь с собой в Швецию — прим. ред.) между многими другими причинами приводит и ту, что многие будут обвинять меня в равнодушии к дочери. Я допускаю, что такого рода обвинения весьма возможны, но признаюсь, они не могут иметь никакого значения в моих глазах. Я согласна подчинить себя суду стокгольмских дам во всем, что касается разного рода мелочей жизни. Но в серьезных вопросах, в особенности, когда дело идет не только обо мне, но и о благе моей девочки, было бы непростительною слабостью с моей стороны руководиться в своих действиях желанием прослыть хорошею матерью в глазах стокгольмских дам», — писала Ковалевская Анне-Шарлотте.
В 1985 году Софья на какое-то время вернулась в Россию и проводила время с дочкой. А вот и ее письмо с Родины: «В Стокгольме, где со мною обращаются как с передовым борцом за женский вопрос, я начинаю также считать своею священнейшею обязанностью поддерживать и развивать „свой гений“. Но я должна смиренно признаться, что здесь [в деревне возле Москвы, где она гостила у подруги, воспитывающей ее дочь] меня представляют всем новым знакомым не иначе, как под именем „Сониной мамы“, и ты можешь себе представить, каким понижающим образом это обстоятельство действует на мое тщеславие и сколько женских добродетелей возбуждает во мне, о которых ты и понятия не имеешь и которые теперь поднимаются вверх, точно пар».
Она писала, что застала свою дочь здоровою и веселою, и что не знает, кто из них больше радовался встрече. Софья наконец решила забрать девочку с собой в Стокгольм. Фуфе было почти шесть лет.
Они успели обосноваться в Швеции, но в 1886 году Ковалевскую снова вызвали в Россию из-за болезни сестры. Дочь на два месяца она оставила на попечении у Анны-Шарлотты в Стокгольме. Потом снова вернулась. Об этом периоде жизни матери и дочери известно не много.
В 1891 году Софья Васильевна Ковалевская внезапно скончалась от воспаления легких, ей был 41 год. Ее дочери было двенадцать. Девочка осталась в одиночестве в чужом шведском доме.
Она написала письмо в Россию, своей «маме Юле»: «Вторник. Милая мама Юля! Вчера вечером мама приняла морфина, и мне нельзя было входить… Ночью ей сделалось гораздо хуже. Послали за фру Гольден. Она пришла и меня разбудила… Я теперь у Гольденов, и мне очень хочется, чтобы ты поскорее приехала. Мне так грустно… Фуфа».
Юлия Лермонтова действительно приехала и снова забрала девочку к себе в Москву, в свой дом на Садово-Самотечной, а затем в свою усадьбу в Семенково. Юлия после этого забросила научную деятельность, и занималась в первую очередь образованием дочери (своих детей у нее не было) и сельским хозяйством, стала выпускать удобрения.
Фуфа выросла, получила высшее образование и стала врачом. Юлия Всеволодовна завещала ей свое имение Семенково. Софья Ковалевская-младшая дожила до 1952 года. Она работала в научной медицинской библиотеке и перевела со шведского языка на русский несколько работ своей знаменитой матери.