26 января 2021

Фисташечные часы

Хорошо, что всегда с тобой твоя вселенная, твое звездное небо, твое личное бессмертие...
Фисташечные часы
413

Неделя началась с того, что ударил снег, который в течение суток истаял в дождь. Госпожа Васо три дня не открывала ставни на северном окне – не хотела смотреть на сырость. 

«Это земля моется, готовится принять новую весну. Нельзя родиться без воды», – увещевал ее господина Афанасий, даже в погоду не отменивший своих ежедневных прогулок. Постепенно агиос-стефановское мироздание устаканилось: мало-помалу начало выходить солнце – закрепитель хорошего настроения. Шторм задержался только на кончиках гор – они все еще заснежены.

Вечером наконец-то проявились звезды. Оказалось, что ночное небо движется – все созвездия перебегают с места на место вслед за тобой и принимают прежнее графическое положение. Человек приобретает более весомый, практически планетарный масштаб. 

***

Агора начинается где-то в 8 часов; некоторые ценители приходят сюда трижды – с утра, сделать променад, выпить кофе, наметить программу покупок, потом около полудня – начать пить вино и сделать выборочный шоппинг, и затем часа в три, незадолго до закрытия, закусить и закупить оптом то, что под конец рынка отдается почти даром. Открылись промтовары и парикмахерские. К парикмахеру Кимону пришел клиент – абсолютно лысый господин.

– Что же я буду с вами делать? Зачем вы пришли? – развел руки Кимон.

– Я соскучился сидеть дома, – откровенно признался господин. – Вы не могли бы просто погладить меня по голове?

***

Несмотря на то, что госпожа Урания пришла к первой смене, выглядела она люкс: высокая укладка, юбка со шлицей, серые чулки. Заботливые туфли, сохраняющие в комфорте распухшие щиколотки. Перед агорой зашла в часовню, поставила свечку.

– О чем молишься, Урания? На какой день надеешься? – весело спросил ее господин Афанасий, который тоже был из ранних пташек.

Урания задумалась.

– Надеюсь на то, что мой день будет длинным!

*** 

Продавец апельсинов с чрезвычайно женским именем – Мариос, то есть, Марий, – вопил во всю глотку, используя галантерейные средства выразительности:

– Мои апельсины лучшие на агоре! Покупайте апельсины с люрексом!

– Рррокошь! Ррроскошь! – ревниво перекрикивал Мария Нектарий. 

– Морковка по одному евро! Роскошь!

***

Прокопий пытался пронести на агору стулья, но его остановила строгая корпулентная девушка-секьюрити из понтийских греков. Пришлось усесться на мешки с сухими бобами.

– Так даже полезнее, – заметил Прокопий. – С эффектом массажа.

– У тебя совесть есть? – сказала его помощница Феодора. – Опять оставил меня одну.

– Но я же помыл тебе кальмаров! – возразил Прокопий. – Выпей с нами вина, Феодора!

– Я не пью вина.

– А что ты пьешь?

– Воду.

– На это привычка нужна! – уважительно покачал головой Прокопий.

***

Госпожа Урания поделилась с госпожой Андромахой:

– На прошлом рынке впервые купила ставриду. Очень вкусная рыба.

– Невкусных рыб не бывает! – нравоучительно ответила Андромаха. – Бывают несвежие.

***

– Я, – декларировал свое кредо зеленщик Апостол. – Я патриот. В истинном смысле этого слова. У нас в Марафоне все такие.

– В чем это выражается? – вежливо уточнила у него госпожа Урания.

– Мало того, что у меня на прилавке только греческие грецкие орехи. Так я еще и критские помидоры продаю дешевле наших, марафонских! Хотя они и лучше.

***

Капустный король Григорис (брокколи, цветная, красно- и белокочанная, брюссельская в ассортименте) сосредоточенно слушал госпожу Аспасию. Она рассказывала ему про свою подругу.

– Она всегда все про всех знает, все замечает, на все обращает внимание...

– А! Так она наблюдательный и чуткий человек, – сказал Григорис.

– Вот! – радостно выдохнула Аспасия. 

– А некоторые, представляешь, называют ее сплетницей!

***

Аристотель Пеппас разложил листья шпината так, чтобы они торчали темно-зелеными лопатками кверху. Разровнял горку флоринских перцев, длинных и узких, как клинки. И громко запел чувствительную песню про любовь.

– Чего это ты разнылся, старина? – спросил его проходивший мимо Манолис.

Аристотель пригладил свои полуседые, в античный завиток, волосы.

– Любовь не оставляет человека. Раньше я ею занимался. Теперь я о ней пою.

***

– Скоро весна, – брякнул Прокопий.

– С чего ты взял, впереди февраль.

– Многие мои рыбы – беременны. – заявил Прокопий так гордо, как будто он к этому причастен лично.

***

Перикл засел на обочине с объемным мешком фисташек. Господин Афанасий несколько раз прошел взад-вперед мимо него. Уровень фисташек в мешке снижался, а горка скорлупы соответственно росла.

– Ты не работаешь сегодня? – поинтересовался Афанасий.

– Не. – ответил Перикл. – Сегодня работают фисташечные часы. Кстати, чего это ты ходишь туда-сюда и ничего не покупаешь?

– Нагуливаю аппетит!

***

Над агорой гремел колокол Прокопиевого смеха. Он продолжал пить вино, и в какой-то момент забогословил уже хорошо освежённым голосом:

– Что такое Бог? Разве мы знаем, что такое Бог? Нет. И не можем знать. Человеческий язык не может выразить, что Он такое. Нет для Него слов, не существует. А если мы о чем-то не можем сказать, значит, не можем этого ни понять, ни представить!

– Хм, – меланхолически пожал плечами Манос. – Можно называть Его с большой буквы.

– Этого недостаточно! – вскрикнул разгоряченный Прокопий. – Этим ты Его не объяснишь, а только причеловечишь. А Он – не человек. Ну, разве что наполовину. 

Манолису надоело спорить, он включил плеер с критской музыкой. Прокопий немедленно вскочил с места.

– Танцуешь на работе? – погрозил ему пальцем господин Афанасий.

– Все в порядке, – отмахнулся Прокопий. – Я же в маске!

***

Агора пришла в упадок. Прилавки опустели. Поднялся ветерок и переложил с места на место листики салата из солнца и воды, уплотненных зеленым цветом. Итальянский ресторан «Голосо» приготовился к обеду: вывесил блюдо дня – жареная треска с чесночным соусом, – иллюстрация того, как греки фонетически и гастрономически воспринимают итальянцев, а я все шла и шла на свою гору, возвращаясь домой, и время тянулось медленно, как будто его отсчитывали фисташечные часы Перикла. День разворачивал свой длинный свиток.

И так всю жизнь бесконечно поднимается планета-человек. Хорошо, что всегда с тобой твоя вселенная, твое звездное небо, твое личное бессмертие, которые ты тянешь за собой, как воздушный шарик за веревочку. Если почаще смотреть вверх, то все это можно увидеть, можно разглядеть.