— Я хочу нарисовать в подарок картину! Портрет! – дочь вернулась из сада с новостью о том, что завтра у ее любимой воспитательницы Инны Сергеевны день рождения. А поскольку в глазах дочери Инна Сергеевна – идеал, рисовать ее не должно быть сложно. Особенно, если учесть все подробности внешности Инны Сергеевны. «Мама, у нее такие красивые рыбьи глаза, представляешь?». «Мама, у нее реснички такие же пушистые, как наша щетка для обуви, я тоже такие хочу!». «Мама, Инна Сергеевна такая круглая, что сразу несколько детей ее может обнимать, а место пустое все равно останется». «Мама, представляешь, Инна Сергеевна умеет кашлять, как мотор. А иногда — как кран на даче. И еще когда поет, похоже на сильный ветер. Мы всей группой оглядываемся на окно, потому что думаем, что началась буря». «Когда Ирина Сергеевна смеется над сказкой, которую нам читает, получается такой ветер, что странички книжки переворачиваются».
Одним словом, идеал!
И я, конечно, соглашаюсь, что нарисовать портрет Инны Сергеевны – отличная идея. Креплю на мольберт лист А3 («Инна Сергеевна большая, поэтому и портрет должен быть большой!»), вручаю дочери краски и кисточки, одну беру себе – для подстраховки. И пока на круге-лице к глазам-синим жирным точкам дочь пририсовывает ресницы, считая каждую: «Одна ресничка, две, … пять ресничек, двадцать четыре ресницы», я думаю, каково это – родиться всего за пару дней до нового года? Инна Сергеевна отмечает день рождения 29 декабря. Интересно, помнят ли о ее празднике коллеги в суете новогодних утренников?
— У Инны Сергеевны волосики – колечки, и на макушке они длиннее, — коричневой краской дочь пробует нарисовать химию воспитательницы, забыв, что Инна Сергеевна блондинка. Я понимаю, что с рисунка на меня смотрит… кот-пудель, клоун, забывший про круглый нос, но парик-то при нем, воздушный шарик, который для смеха разрисовали в лицо и вставили в каракулевую шапку. Вроде рисунок нельзя назвать неудачным. Но идеал Инна Сергеевна может и обидеться. Ведь даже если у тебя ресницы как щетка для обуви, а туловище – круглое и необъятное, это не гарантирует, что с чувством юмора и с самоиронией у тебя все в порядке.
— Ничего, мы еще цветочки купим. И тортик, – укладываю дочь спать и озвучиваю свои планы задобрить воспитательницу и отвлечь ее от портрета, у которого, пока краска высыхала, губы потекли двумя алыми ручейками куда-то в декольте. Так Инна Сергеевна стала еще и вампиром. Вампир-пудель. Как вам?
«Что за жуть?» — скорее всего, так среагировал, муж, вернувшись с работы и обнаружив в центре темной комнаты портрет. Но потом, я его хорошо знаю, мысленно похвалил дочь: «Умница! Художница! Старалась-то как! Столько ресниц-палок нарисовать, это ж какое терпение надо иметь!». Муж ужинал, сидя в кресле напротив портрета, и пытался угадать, кто на нем. Не будить же жену, чтобы раскрыть тайну. «Нет уж, сам угадаю!». Щеки хомяка. Уши – чертика. Глаза испуганные, удивленные. «Теща!» — муж уже собирался остановиться на этой версии, как вспомнил, что через два дня – Новый год. И радостно прошептал себе под нос: «Так это же Снегурочка!». И тут же добавил: «Только кто ж ее такую узнает?». И… взял в руки кисточку. Добавил Инне Сергеевне длинную-длинную косу. Пририсовал синий кокошник, на котором белой гуашью вывел аккуратные снежинки. Подрумянил щеки. Шею-пенек закутал в шарф.
— Причем, я давно говорила заведующей: не надо нанимать Снегурочку. Я сама справлюсь. И буду рада надбавке. А она мне: «Да куда тебе? Да ты ни в один костюм не влезешь!» — Инна Сергеевна рассматривала свой портрет и не могла нарадоваться.
— А детишки-то чувствуют! Детишек-то не обманешь! — и засмеялась. Вся группа детей, нянечка и я, ждущая момента вручить тортик, повернулись к окну: кажется, там поднялся ну очень сильный ветер…