Часто можно услышать размышления о том, что мы живем в век информации. Кто владеет информацией, кто первым её получает, как донести её до других, как отфильтровать, какой объем информации может воспринимать наш мозг - все эти вопросы часто стоят на повестке. Прекрасный детский поэт и мама Маша Рупасова вспоминает детство и совсем другой образ жизни: деревенские новости, неторопливость, проживание каждого момента, ощущения, которые прошли сквозь годы и не смылись безумным информационным потоком.
Я прочла, что еще век назад человек за всю жизнь получал объём информации, равный 50 книгам.
Мне это понятно, мы и сами так жили каждое лето. Информацию брали из редких простых писем, из библиотечных книг, из старух - хотя и старухи не бездонны, а в остальное время мы смотрели по сторонам.
Видимо, поэтому я так хорошо помню, как за решетчатым окном террасы качалась ветка яблони. Преврати меня в эту ветку (что вероятно и случится когда-то), я безошибочно повторю все необходимые движения.
Куда мы ещё смотрели, что разглядывали? Обязательно ходили на огород, следили за огурцами и картошкой.
Радовались, когда завязывались крошечные огурчики, а ещё мы обрывали пустоцветы, а потом по телевизору сказали, что в них тоже есть смысл - они привлекают пчёл, и пустоцветы мы больше не трогали, мы же не враги себе.
Мы смотрели, как темнеет лунка под помидорным кустом, когда выливаешь туда ковш воды. Смотрели, как из лунки разбегаются жучки-солдатики. Смотрели, как вода заливается в муравьиные норки. Наша земля была рассыпчатая, чёрная, жирная, как сливочное масло.
Потом мы шли дальше, рассматривая и слушая свои владения. Владения, а так же сопредельные земли были оглушительны - все звенело: трава, деревья, голубой жаркий воздух, заросли крапивы. Кричали петухи, и мы точно знали, чей именно петух сейчас кукарекает, ибо все, что у нас было, мы изучили и знали назубок.
По меже мы спускались к реке. Справа шёл клевер, хотя в иной год клевер сменялся овсом или кормовой свеклой, слева были буйные картошки. На полдороге рос розовый шиповник: вот он зацвёл, вот пчёлы, вот его лёгкий запах, и всегда имеет смысл остановиться и вдохнуть. Да нет, информации хватало.
Потом веяло рекой. От этого веяния всегда счастливо подпрыгивало сердце. Мы жили так тихо и скромно, что река каждый раз была событием.
Река называлась Красивая Меча. Старухи говорили, что Батый уронил в нашу речку свой меч и на ломаном русском сказал, что это "Красивая Меча". Звучало убедительно. В наших глазах старухи, которым было по 50-60 лет, выглядели ровесницами Батыя, и мы верили их свидетельствам. Пусть Меча. Очень красивая!
Наш берег Мечи был пологим. У самой воды росли старые ивы, их называли лозинками. Весной лозинки нарезали, чтобы плести корзины. А летом ивы напоминали огромные пыльно-зеленые шары, которые вот-вот скатятся в реку да и поплывут неведомо куда.
Берег был топкий, илистый. Вода тёплая, сверкающая, нежная, праздничная. Естественно, в реке водились такие же сверкающие радостные рыбы. Когда рыба клевала, она клевала хоть на голый крючок. Когда она не клевала - ты хоть палец собственный забрось, даже поклёвки не будет. Не идёт рыба, спит, не хочет, и хоть расшибись.
Мы купались, прыгали с деревянных мостков. Бабушка не любила, когда мы купались в обед. Полудённый утащит, говорила она. После обеда - пожалуйста. Над блестящей нашей водой носились стрижи и прочая речная птица, собирающая насекомых.
Однажды бабуля видела гигантского трехметрового сома, который проходил под мостом, на глубине, но близко к берегу. Сом был важной информацией, поэтому мы обсуждали его каждый год и обязательно рассказывали о нем всем, кто был не в курсе.
Свежие новости были на вес золота, именно поэтому старухи много разговаривали вечерами на посиделках. Они обсуждали все, чем удалось разжиться за день. Много жуков. Володька ловил раков и порвал штаны прям на заднице. У Анюты-горбатой не пришла несушка. Наверное, хорёк.
Беседа любой важности прерывалась, если кто-то шёл мимо. Не потому, что обсуждали секреты, а потому, что шёл источник информации.
Ктой-то пошёл, чегой-то понёс, объясняла эти паузы бабуля. Если человек был знакомый, он останавливался и давал разъяснения: куда идёт, чего несёт, кому, зачем. Ему в свою очередь сообщали про хорька и раков.
Если человек шёл чужой - а это большая редкость, то мы обязательно с ним здоровались, глядя на него во все глаза, а потом делились соображениями, чей он и откуда.
Вообще, вопрос "девка, ты чья?" был одним из самых ходовых в моем детстве. Я была Валькина (это моя бабушка), а Валька была Варюхина (моя прабабушка).
Так мы и жили, и сейчас уже толком не поймёшь, много было информации или мало, мне, например, хватало ее за глаза. Я и до сих пор ею пользуюсь, когда пишу детские стихи. То есть информация была такая хорошая и надежная, что служит уже и следующим поколениям, о как.