Любить и есть

Немного надо человеку смертному: любить и есть, сказал один приятный философ.

У нас на соседней улице живет одна удивительная старушка. Выглядит она, как обычная греческая леди из простонародья: седая кудрявая голова, опрятная светлая блузка, обязательный передник. Удивительно же в ней то, что каждый раз, когда я прохожу мимо ее балкона, она выходит и настойчиво меня приветствует в каком-то оперном, восторженном стиле: улыбается, хвалит, какая я красивая, многократно крестит. А я даже не знаю, как ее зовут. В общем, странная платоническая история.

***

– Как дела? – спросила у Нектария, одетого в черную футболку с логотипом сериала «Друзья».

– Слава Богородице, – ответил Нектарий. – Но есть и проблемы.

– Что такое?

– Огурца много. – вздохнул Нектарий. – Слишком много огурца.

Апостол выложил черную, глазированную солнцем черешню в стеклянные чаши с водой: если не порадуется глаз, то и желудку будет не так весело.

Сегодня он громогласно прощался с рынком перед каникулами:

– Забудьте меня! Вспомните, когда я вернусь! – орал он.

Агора отмалчивалась.

– Что?! Не слышу! – с вызовом, как заносчивая рок-звезда, продолжал орать Апостол. – Так мне что – остаться? Или уезжать?

– Хорошего пути, – шлепнул его по спине Манолис. – Не то мы тут оглохнем.

Господин Костас был в своем обычном настроении – меланхолия, минор, тихие мотыльки над могилкой на сельском кладбище. Не человек, а ноктюрн Шопена.

– Скажи мне, Катерина, где люди? – спросил меня Костас. – Почему они сегодня не пришли?

– В отпуск, наверное, уехали, господин Костас. Но они вернутся!

– Пока они вернутся, я умру с голоду!

Прокопий устроил себе домик: отгородился от агоры тентом. Поставил две табуретки: на одну сел, на вторую водрузил ледяной «Амстел» и стакан.

– Ты чего там расселся, серафим? – окликнул его Евфимий.

– Я аскет, – туманно пояснил Прокопий. – Я позволяю себе пиво.

Ставрос Якумакис и Афанасий закусывали у жаровни.

– Ты какое вино будешь, Ставрo? – спросил Афанасий. – Красное или белое?

– Я буду то, что сильнее.

– У меня проблема с животом, – пожаловался Якумакис.

– Что такое, болит? – посочувствовал Афанасий.

– Нет. Растет!

Госпожа Деметра, настолько худая, что ее лицо состоит из одного только профиля, как у курицы, торговала у Нектария арбуз.

– Хороший? – волновалась она.

– Живой! – звонко хлопнул по арбузу, как в тимпан, Нектарий.

– А помидоры?

– Помидоры – лучшие.

– Взвесь два килограмма!

Нектарий, накладывая помидоры, изысканно шутил:

– Ты не смотри, Деметра, что я такой добряк. На самом деле я – мафия!

– Почему?

– Потому что я сейчас возьму твои деньги! – пригрозил Нектарий.

Посмеялись.

– Смотри, Нектарий, даже Перикл смеется, – показала на Перикла госпожа Деметра. – Никто тебе не верит.

– Ладно. Вот твои сумки. Сделай фаршированные помидоры и скажи, когда будешь их готовить, я приду.

– Приходи завтра. – сказала Деметра.

– Хорошо бы все со мной так разговаривали! – растрогался Нектарий.

***

Жарко. Воздух пенится, слоится, дрожжит.

Думала только про дыню, но в итоге купила кукурузу, огурцы и помидоры, кудрявый салат и гигантский зеленый лук, а еще нектарины, персики круглые и персики плоские «НЛО», черешню и вишню. Еле иду.

На балконе – моя старушка. Добрая волшебница из детской сказки. Машет ручками, крестит, кричит:

– Красавица моя! Любовь моя!

А я – выгляжу, как Фру-фру перед тем, как Вронский застрелил ее из жалости: шея потная, дышу тяжело, из ноздрей пар.

– Простите, – говорю ей, – но какая же я красавица?

– Усталая, но красавица! – возражает мне моя фея.

***

Прилавки, обработанные по живописным канонам, заполнены съедобной красотой; полухристианские, полуязыческие алтари на обочинах и перекрестках, надежный свет и исцеляющая тень, дома сливочного цвета с кровлями из красной черепицы, на углах которых – листья акротерия, как в древние времена.

Хрустальные витражи свежесплетенных за ночь паутинок на ограде.

Мимо идет монах в подряснике, с деревянным посохом в руках. Символичность его библейского облика разбавляют новенькие кроксы.

Теперь я понимаю, почему греки предпочитали двухэтажные эпитеты – все эти легкобокий, кисложирный, винноцветный, розовоперстый. С их помощью легче распознать, сколько в нашем мире искусства.

– Это рай, – сказала я однажды Прокопию.

– Не рай, – поправил меня Прокопий. – Просто здоровая жизнь.

Из разговоров узнаешь больше, чем из книг, заметил один ученый философ.

Кстати, как показала жизнь, далеко не все считают, что человеку достаточно только любить и есть. Но только они, к сожалению, не знают, что если ты не умеешь любить и есть, ты не умеешь жить.

Автор: Екатерина Фёдорова

Фотография: Евгения Валла