Я попросила мужа поменяться со мной местами в Сапсане, чтобы удобнее было ходить и разминаться, и села у прохода. Слева от меня две немолодые подруги. Одеты одинаково, по моде времени своего лучшего возраста: платья с широкими поясами – у одной в клетку, у другой в горох, в ушах пластиковые клипсы, на багажной полке – две соломенные полушляпки-полукепки с длинными козырьками. Ленточки от шляп развязались и симметрично свешиваются вниз, как пассажиры с верхних полок в плацкарте, желающие присоединиться к уже поддавшей компании с нижних.
Женщины говорят о еде.
— Меня Маринка научила недавно: берёшь лаваш, режешь его на кусочки, заворачиваешь внутрь мягкий сыр, обжариваешь с двух сторон, — вкуснотища! – рассказывает пассажирка в клеточку. – Доча туда еще помидоры кладет, но мне нравится так. Без помидоров.
— Обжариваешь? – задумчиво переспрашивает та, что в горошек. – Интересно… Я, когда Мишка в институте учился, тоже лаваш ему с собой готовила. Заворачивала туда то сыр, то колбасу, то огурчики малосольные… перчик болгарский, отварную курочку, индейку обжаренную, фарш, рыбку, зелень всякую, — впадает женщина в грех перечисления. – Но я не на сковородке, я в микроволновке разогревала полминуты. Ему так нравилось.
Тётеньки замолкают.
— Я сейчас думаю, вот не приняты в наше время были нежности, но жалею, что недообнимала я его в своё время. Недодала ласки, — будит разговор мама Миши. — Помню, мы на Воробьёвых гуляли, ему лет пять было, запускали бумажный самолетик. А тут ветер, он как-то вспорхнул неудачно, застрял на рябине. Мишка расстроился, чуть не в слёзы: сам сделал из цветной бумаги… Ну, я палку длинную нашла, с грехом пополам сняли как-то. Он ко мне, обнять хотел на радостях, расцеловать, не разрешила… А теперь уж не потискаешь. Да и сам он не обнимет никогда. Ушёл поезд, ушёл.
Сапсан со свистом пролетает станцию Лихославль. Из комнаты проводника в коридор выкатывается проводница с тележкой.
— Девушка, а у вас есть что-нибудь с лавашом? – спрашивает Мишина мама, когда круглолицая сотрудница РЖД равняется с ней.
— Есть ролл с сёмгой и брынзой, — отвечает девушка, двумя руками приглаживая невидимых петушков на голове. — Двести тридцать рублей.
— Дорого как! — говорит мама Марины.
— Нормально, в кои-то веки едем как люди, — успокаивает её подруга. - Дайте нам, пожалуйста, два.
Проводница приносит заказ.
Женщины молча жуют роллы с сёмгой и брынзой.
Вздыхают.
***
Я думаю о Вале. Поездку в Петербург без неё я планировала давно. Заранее настраивала на неделю жизни у бабушки: с самыми вкусными на свете пирогами и новыми интересными друзьями с детской площадки в Чертаново… Валя пирогов очень ждала. И друзей тоже. А накануне моего отъезда загрустила, захныкала. Не радовало ни обещание каждый день созваниваться по видео, ни подарки, которые мы с папой привезем с Юпитера: примерно полгода назад Петербург смешался в её сознании с одной из планет, про которые ей рассказывает муж, и далеким стал примерно как они. Я уже смирилась с перспективой прощания со слезами на глазах, как вдруг между диванными подушками в спальне заметила пару пластмассовых глаз. Такие беленькие глазки с черными зрачками – видимо, от какой-то из кукол отвалились: Валина бабушка увлекается шитьём игрушек.
— Смотри, — говорю я, радуясь удачной находке, — оставляю тебе мои глаза, будут смотреть за тобой.
— А, так это те запасные глаза, которые ты на спине под одеждой прячешь? — слёзы на щеках Валенсии моментально высыхают, будто закатываются обратно в глаза.
— Да, — говорю, — те.
— Подними футболку, я посмотрю, где там от них след.
Задираю футболку, там шрам от укуса овода: две недели прошли после дачи, а он все не заживёт до конца.
— Вижу-вижу! — весело кричит Валя. — Спасибо! Я ночью положу их у кровати, будешь смотреть, как я сплю.
На следующий день звоню своим, спрашиваю как дела. «Дела в порядке, — говорит Валина бабушка, — только глаза твои устали очень. Утром с Валей протирали их спитым чаем».
***
Глаза, которые я взяла с собой, утомились тоже. Когда много раз приезжаешь в один и тот же город и ходишь любимыми маршрутами, за верхней внешней картинкой начинает просматриваться исподняя, интимная, составленная из стоп-кадров прошлых поездок. Это состояние похоже на минуты пробуждения на новом месте: когда уже понял, что ты не в родной своей постели, но всё ещё не спешишь открывать глаз и видишь внутренним зрением окно вместо двери и одёжный шкаф вместо тумбочки.
Кронверкская набережная. В прошлом году на этом месте сидел художник и рисовал карандашом портреты по сто рублей. Сегодня на его месте продают каких-то медных слоников. Я смотрю, как сияют на солнце их безобразные бочки, и вижу, как блестят глаза старого художника, рисующего мой портрет.
Пышечная на Большой Конюшенной. Два года назад у входа стояла пара: совсем юные мальчик в костюме и девочка в длинной белой плиссированной юбке. Они смотрели друг на друга и улыбались. В какой-то момент девочка обернулась, не отключая улыбки, и меня задело её восторгом. В этот раз у входа никого нет, но когда я захожу внутрь, чувствую, как что-то шелковистое скользит по ноге, будто кончик чей-то лёгкой юбки. Оборачиваюсь – капустница. Спешит перелететь дорогу, пока нет машин.
Парк имени Кирова. Лодочная станция. Два года назад мы были здесь втроём, взяли катамаран, и попали под дождь. Сначала он был мелкий, а потом разошёлся. Капли ударялись о тёмную воду и с брызгами подпрыгивали вверх, так что казалось, что это не капли вовсе, а мерцание звёзд во Вселенной. Чтобы не промокнуть окончательно, мы тогда решили спрятаться под этим мостом… Сегодня нас двое, светит солнце, и нам не надо прятаться, но мы всё равно задерживаемся под мостом. Сверху у свай сидят голуби и удивленно смотрят на нас, а я слышу, как по воде разносится эхо Валькиного: «Маааам».
Сдаём катамаран, проходим мимо детской площадки, а там женщина с мальчиком лет четырех запускают заводной самолетик. Самолет кружит над их головами, те приседают, хохочут, мальчик прыгает, радостно обнимает маму, та целует его в щёку. Пройдёт лет пятнадцать, мальчик поступит в институт, и эта женщина будет каждое утро готовить ему с собой лаваш. Заворачивать туда сыр, колбасу, огурчики малосольные, зелень всякую. Разогревать полминуты в микроволновке, как ему нравится.
И ни о чём, абсолютно ни о чём не будет жалеть.