«Ты опять…!!!» Я слышу крик своей бабушки, которую зову мамой. Другой мамы у меня нет. Зато есть страх… я всегда делаю всё не так, не то, я «гнилое яблоко»…так мне говорит бабушка-мама, дядя, тётя. Меня ставят в гостиной у шкафа и говорят, говорят, говорят о том, какая я плохая, как я плохо буду жить и о том, сколь мало меня ждет в жизни, совсем мало…
А потом меня будут пороть. Ремнём, может быть даже пряжкой. Широкой такой пряжкой, железной, с двумя этими штучками, которые вставляются в дырочки на ремне. Страх такой липкой змеёй ползет по спине, щекотно поднимая волоски. И я, как дикий зверёныш, начинаю подвывать. Надо спрятаться, а некуда. Бежать нельзя, стыдно, там соседи, а тут я, такая… плохая.
Так гадко и страшно, и очень беспомощно. Никто не защитит, никто не хочет объяснить – почему сразу бить? Я же нормальная, мне можно объяснить, я пойму. Я даже стихи потом напишу, про потерянную мечту.
Написала, дурочка. Опять шкаф, опять слова о том, что я плохая и порочная. Страшно подумать, что меня ждёт!!! Даже соседку позвали. Зато не пороли. Соседка, правда, на следующее утро на улице сказала, что стихи хороши и я умница. Плакала во дворе. Подружка плакала от жалости ко мне и гладила по голове, как малышку.
Так было бесконечно долго: шкаф, слова, унижение, страх, ремень. До 15 лет. Когда мне надоело быть битой, надоело быть слабой, я устала доказывать свою хорошесть и схватила руку с ремнём.
«Ты НИКОГДА больше не тронешь меня!!!» Я кричала на маму-бабушку так громко, как только могла. С тех пор меня били только словами, это было обидно, зато не так больно. Душа тоже может наращивать мозоли.
Смотрю на фотографию, там бабушка-мама смотрит на меня маленькую с такой нежностью и любовью. Почему же тогда столько боли было в моем детском мире? Зачем меня забрали у родной матери, если я была настолько лишней? Я уже тогда точно знала – мои дети не узнают этого страха, липкого и безысходного. Не услышат страшных слов от тех, кто может быть любящим и нежным. Не будут тащить груз чужих злобствований всю жизнь с трудом избавляясь от него. У них будет другое детство, настоящее, а не напоказ.
И я не смогу поднять на них руку, не смогу. И другим не дам бить детей, потому, что это низко, подло и жестоко!
Потому, что детство должно быть счастливым!