30 мая 2019

Третье место в стиле баттерфляй

Третье место в стиле баттерфляй
251

Автор: Олег Батлук, писатель, автор книг Записки неримского папы и Мемуары младенца

Фотография: Leah Zawadzki


Все детство я рос беспокойным щенком, натасканным на «пятерки». Я закончил школу с медалью, а также со зрением минус четыре и парочкой восхитительных нервных тиков. Медаль с тех пор где-то затерялась, да я и не пытался ее искать.

Нельзя сказать, что меня специально кто-то натаскивал. Еще в начальных классах я вполне самостоятельно подсел на примитивную биохимию успеха, когда после похвалы в моем животе теплело и сладко покалывало. Если же говорить об идеологическом фундаменте моего детского перфекционизма, то в качестве такового можно назвать разве что рассказ Виктора Драгунского «Третье место в стиле Баттерфляй». В этом рассказе ребенок рассказывает отцу о том, как он занял третье место по плаванию, а отец его сначала хвалит, а потом теряет всякий интерес, когда узнает, что вместе с сыном третье место заняли еще восемнадцать человек, а четвертое не занял никто. Мы проходили этот рассказ на уроке, и я тогда ничего не понял. Целый урок учительница терпеливо объясняла мне и еще тридцати таким же, как я, поскольку по факту ничего не понял весь классс, что же не так с третьим местом в стиле Баттерфляй, если за ним нет четвертого.

И когда я, круглый отличник, получил свою первую четверку, та самая учительница строго посмотрела на меня и укоризненно покачала головой. Устойчивость моего внутреннего мира к тому моменту уже на сто пятьдесят процентов зависела от положения головы этой самой учительницы, и я, нервно теребунькая ее за рукав, спросил, насколько это плохо. Словно она была доктором, а я безнадежным пациентом. И, хотя тетенька была не доктором, а всего лишь учительницей, она охотно поставила мне диагноз:

— Это не плохо. Просто это как третье место в стиле Баттерфляй.

С учебы рак перфекционизма перекинулся далее на другие жизненно важные убеждения и дал метастазы во все сферы моей деятельности. Я совершенно разучился жить посередине, хотя едва ли когда-то я это умел. Меня тянуло к краям, как на центрифуге. Я жил только в гамлетовские минуты, считая все остальное время испорченным. Была в этом некая легкость одержимости: когда снимаешься в черно-белом кино, можно не заботиться о цвете лица. Несмотря на весь свой декларируемый богатый внутренний мир, я устроился в жизни довольно примитивно. У меня существовало только два режима: вкл и выкл. Я был тот самый народ из реплики Марии Антуанетты, который должен был питаться пирожными и только ими.

Я не понимал, как можно иначе. И страшно недолюбливал одного мальчика по кличке Пончик из нашей конькобежной секции. Мы занимались с ним бок о бок много лет. По уровню конькобежного мастерства мы были похожи: оба колченогие аутсайдеры. При этом Пончик имел лишний вес (за что и получил кличку), лишний для окружающих, но только не для самого Пончика. На всех соревнованиях (а в этих советских ДЮШЕС почему-то была адова туча всяких соревнований) мы с ним обязательно падали на дорожке и нередко пересекали финишную прямую не только последними, но и на попе.

После каждого такого бесславного финиша Пончик радовался, как не радовался своей победе иной победитель. Не знаю, чему конкретно радовался Пончик. Тот, кто задает вопросы про наполнение радости, никогда не поймет таких людей, как Пончик. Он светился от счастья. Он даже прыгал, высоко подняв вверх руки, как будто в них был кубок. Возможно, там и был кубок, видимый ему одному.

Меня это бесило. Несколько раз я даже жаловался на Пончика тренеру. Это не спортивно, утверждал я, так радоваться, когда ты не победил. И не то, что не победил, а даже наооборот: очень сильно проиграл. Но тренер реагировал странно. После соревнований он каждый раз награждал Пончика почетной грамотой. Там в пустой графе шариковой ручкой было неизменно написано одно и то же: «за участие в соревнованиях». Я долго терпел, но однажды потребовал от тренера объяснений. И тот с виноватым видом объяснил:

— Понимаешь, он так искренне радуется тому, что просто дополз до финиша… Я не могу оставить его ни с чем.

И еще на мое кислое лицо тренер тогда добавил:

— Ну, тебе же это не нужно. Ты же настоящий спортсмен.

Конькобежную секцию мы с Пончиком закончили одинаковыми аутсайдерами. Вот только у меня остались лишь дырки на тренировочных, а у него тридцать почетных грамот.

Я так и не смог вовремя понять жизненное кредо Пончика, хотя судьба и смилостивилась надо мной, послав мне в его лице такого просветленного гуру.

Приходится экстренно учиться сейчас, когда столько прекрасной земли перекопано и навсегда испорчено в поисках золота. Учиться главному: детскому умению радоваться третьему месту в силе Баттерфляй, из которого и состоит вся наша жизнь.