Если бы моя усталость была человеком, ей было бы лет сорок — в этом возрасте уже устают от суеты, но работать и ковыряться в делах всё еще надо.
Моя усталость была бы женщиной с тонкими морщинами, серыми глазами и худыми руками. Обычно она носит блёклые платья, а из пучка волос выбивается прядь-другая.
Я знаю эту мадам, она тихо приходит под вечер, садится на диван, поджимает под себя ноги и сидит так с прикрытыми глазами, а её веки чуть подрагивают. Молча перебирая, словно четки, события дня, так и уснет. Утром уйдет, видимо на работу или по делам. Но иногда она остается надолго.
Бывают такие периоды, когда внутри меня появляется ее маленькая квартирка, и она сидит там безвылазно неделю-две, может, больше. Не звонит никому и не принимает звонков, не назначает встреч, смотрит в окно, иногда прибирается, готовит себе что-то лёгкое или заказывает доставку: дает без сдачи и не приветствует курьера.
Вечерами просто лежит на кровати, слушая звуки внешнего мира. Подолгу принимает ванну, рассматривает свои худые руки, отмокает, Усталость любит горячую ванну.
А в один день она снова уходит куда-то, молча, тихо прикрыв дверь.
Бывает, я встречаюсь с ней днем — иду куда-то и вижу ее глаза: смирившиеся серые, полные молчания.
Она ничего не говорит мне в такие встречи, будто тишина — ее язык.
Но если я вижу Усталость чаще, то оставляю чистый плед на диване, потому что уже знаю — в один из вечеров тихо отворив дверь, она сядет на диван, прикроет глаза и подожмет ноги.