До детского сада идёте, постанывая. Сын: «Не хочу в сааадик!», ты — нечленораздельное и в основном про себя, потому что надо держать лицо. В раздевалке ваш общий стон вливается в неделикатный рёв мальчика Сени. Родители друг на друга не смотрят, и только воспитательница, отдирая Сеню от мамы, неизменно улыбается, дай ей бог терпения. И вам всем.
Мимоходом читая надписи на шкафчиках, ловишь себя на мысли, что надо всё-таки выяснить, как выглядят Евангелина, Серж и Яромир. Вспоминаешь, что сестра, сторонница нетривиальных решений, всерьёз предлагала назвать твоего сына Леонтием.
…Некогда. Раз — раздела, два — одела, три — запихнула в группу, четыре — выбежала за дверь. Главное, не дать опомниться. Долгие проводы — лишние слёзы. Это точно про детский сад, буквально. В первые дни ты замедляла шаг под окнами группы, борясь с соблазном в них заглянуть. Но не заглядывала. Потому что ты не истеричка. А не потому что окна на втором этаже. Теперь уже не задерживаешься, бежишь сломя голову. Перед глазами несчастная моська сына (кот из «Шрека» точно брал у него уроки), в душе — борьба с желанием вернуться назад вызволять сыночка из лап дошкольного образовательного учреждения. И обязательно чувство вины, которое ты всегда испытываешь с готовностью и упоением. Время тянется бесконечно.
…Забирая, наконец, жизнерадостного сына, испытываешь облегчение и недоумеваешь. Этот другой мальчик болтает без умолку и вовсе не спешит домой. По дороге рассказывает, что вообще-то уходить из садика он не хотел, тащит показывать веранду и «Ирина Викторовна хорошая я её люблю». Эмоциональные эти качели расшатывают твою, и без того очень нервную, систему.
…Пошла вторая неделя детского сада.