Автор: Агата Шапошникова, практикующий психолог, мама взрослого юноши и двух маленьких девочек
Зима наступила внезапно. Вчера еще была осень, снег не выпал. А в ночь ударил мороз под 30, и вся влага из воздуха осела пушистыми хлопьями инея на ветках деревьев, проводах, стенах и крышах, в мгновение переодев город в зимний наряд.
Мороз густо разрисовал окна изящными завитушками, и на улицу выглянуть не так-то просто. Только вверху, по самому краю окна осталась маленькая полоска чистого стекла, и в это крошечное окошко я вижу, как отрываясь под собственной тяжестью, словно в замедленной съемке, кружатся хлопья инея.
23 ноября 1998 года, понедельник. Мне 19. Я лежу в родовой. Сегодня родится мой сын. И я уже предчувствую, что что-то идет не так.
Позже забегают с озабоченными лицами врачи и медсестры, под руки меня чуть не бегом отволокут в операционную, где дяденька-анестезиолог завяжет мне волосы платком и будет гладить меня по голове, приговаривая «Не бойся, ты только не бойся». Но я и не боюсь, думаю: «Я взрослая и понимаю, что происходит, а мой ребенок маленький и не понимает», я чувствую его страх и хочу ему помочь, дать шанс родиться живым и остаться здоровым.
В операционную стремительно врывается врач, и еще не дойдя до стола, машет анестезиологу: «Давай! Давай!»
«12.47 Поехали!» И я ускользаю из этого мира.
Потом, словно через три ватных одеяла, я слышу, что меня зовут, хлещут по щекам, что-то много и громко говорят. Я выцепляю только: «Просыпайся! открой глаза!» (да стараюсь я, изо всех сил стараюсь!) и «мальчик». Пытаюсь ухватить, жив ли мальчик, что с ним, но не удается, смысл ускользает, не может пробиться ко мне, в мое зазеркалье.
Мы встретились через сутки. Сутки, которые для меня были наполнены неизвестностью, болью и слабостью. Сначала мне принесли косынку и пеленку, и это снимало главный вопрос о том, жив ли мальчик, это значило, что жив и вполне здоров, значило, что скоро его принесут мне кормить.
Когда его принесли, он недовольно приоткрыл левый глаз, некоторое время посмотрел на меня, а потом закрыл глаза и просто лежал у меня на руках. А я сидела, вглядывалась в маленькое личико, боясь потревожить младенца громким биением своего сердца. И в такт с ударами сердца в голове танцевало: «Сын. Мой сын. Сын».