«Дети выбрали смешную, как им казалось, мишень»: травля глазами учителей

«Дети выбрали смешную, как им казалось, мишень»: травля глазами учителей - слайд

© Логотип проекта «Только не я»

Что делать учителю, если в его классе все объединились против одного? Всегда ли это травля? Стоит ли вмешиваться? А разговаривать с детьми и их родителями? Пять учителей-словесников поделились с CHIPS Journal своими историями о буллинге.

Материал опубликован в рамках проекта Государственного музея истории российской литературы имени В. И. Даля «Только не я», который победил в грантовом конкурсе Благотворительного фонда В. Потанина «Музей 4.0». Проект всесторонне изучает проблему травли и делает музей площадкой для открытого диалога. Для подростков здесь работает книжный клуб, для взрослых в марте запускается родительский клуб, а для учителей будут проводить семинары и лекции. Если вы заинтересованы в сотрудничестве свяжитесь с проектом [email protected].

Евгений Карпов
 Учитель русского языка и литературы
Москва

Инна Барская
 Учитель русского языка и литературы
Подмосковье
(город Видное)

Татьяна Рик
 Учитель русского языка и литературы, писатель
Москва

Марина Терехова
 Учитель русского языка и литературы Санкт-Петербург

Вероника Смолер
 Учитель русского языка в онлайн-школе

Как начинается травля?

Евгений Карпов: Во время травли включаются некие внутренние, подсознательные механизмы, причем как у тех, кто травит, так и у жертвы. Это имеет какое-то отношение к животной психологии. Просыпается охотничий инстинкт. Особенно когда кто-то выглядит или ведет себя, как потенциальная жертва. Ведь травят не всех и не всегда.

Бывает, начинается с перебрасывания шуточками. Достаточно трех—пяти учеников для соревнования в остроумии по отношению к одному. Чаще всего он сам улыбается и пытается подыграть — это один из способов ложного спасения. Он пытается клоунничать, вызывающе ведет себя по отношению к учителям, чтобы показать: «Ребята, я свой». Но ежедневные шуточки на его счет не заканчиваются. В большинстве случаев ребята этого даже не осознают, когда это уже переходит в издевательство.

Инна Барская: Сейчас каждое негативное проявление по отношению к ребенку принято называть травлей и всем миром против нее бороться. Для себя я стала разделять негативные проявления по такому принципу: есть или нет то, за что ребенка травят? Например, ему говорят: «У тебя большие уши. От тебя плохо пахнет». Это действительно так или нет, просто дети специально издеваются? А если это присутствует, то, наверное, поведение остальных — не совсем травля. В такой ситуации нужно разговаривать с жертвой: чтобы над ребенком перестали издеваться, он должен посмотреть на себя со стороны и что-то в себе изменить. Иногда это очень сложно, не все к этому готовы, поэтому проще выдать себя за жертву, тем более если родители это поддерживают. Хуже всего, когда ребенка начинают травить за то, что он не может в себе изменить, или за то, чего нет. Например, по национальному признаку или из-за внешности.

Татьяна Рик: Маленькие дети — начальная школа — обычно травят за непохожесть: толстый, в очках, худой — что угодно. А для детей постарше причиной может быть то, что ребенок нарушает какие-то правила, что-то делает не так, как принято в классе. Так героиню «Чучела» травили за то, что она якобы всех предала: рассказала учительнице, что все сбежали с урока. Иногда эти правила имеют смысл, иногда они жестокие и бессмысленные. Но травить нельзя в любом случае. И это важно донести до детей.

Когда я пошла в пединститут, я дала себе слово, что если где-то увижу травлю, я всегда ее буду пресекать. И когда я в 17 лет поехала вожатой в лагерь и столкнулась с этим, я приложила все силы. Но для меня было абсолютным потрясением, что вторая вожатая не просто не стремилась это прекратить, а даже поддерживала: «Зато они сами наведут порядок и дисциплина будет лучше». Что-то вроде дедовщины в армии. И это совершенно недопустимо. Чаще же бывает, что взрослые просто не замечают травлю. Или стараются не замечать. Что тоже ужасно. В этой ситуации родители должны вмешаться, конечно. И заступиться за своего ребенка. Ребенок всегда должен знать, что родители на его стороне.

Какие случаи травли были в вашем опыте?

Евгений Карпов: У меня учился мальчик с псориазом с шестого по девятый класс. Обе руки по локоть у него были покрыты коркой. С ним никто не хотел сидеть за партой, его не били, но говорили неприятные вещи. Это был вялотекущий буллинг, не очень ожесточенный, но в любой момент могли вспыхнуть ненависть и вражда.

Он хотел быть как все, но это не получалось, потому он вел себя даже немного вызывающе. Жал мне руку при встрече, хотя никто из учеников так не делал. И я отвечал на рукопожатие, потому что не хотел выводить его за грань общества.

Я разговаривал с ребятами, когда он отсутствовал. Ведь у них не всегда есть возможность поговорить, родители работают до ночи, их хватает на вопросы: «Поел? В школе нормально?». А детям не у кого спросить: «Как к нему относиться? У него руки как сосиски. Вообще, мы его не бьем, но что он ерепенится?». Приходилось вести долгие беседы.

Марина Терехова: Один пятиклассник сильно отличался от остальных ребят, его семья жила за чертой бедности. Еще у него была лабильная психика: любая нестандартная ситуация приводила его в бешенство. Однажды на школьном празднике кто-то ему сказал что-то неприятное, он в мгновение ока подскочил, стал бросать школьные стулья в детей. Взрослые быстро среагировали и не допустили, чтобы он кого-то травмировал.

Дети выбрали смешную, как им казалось, мишень. Над ним постоянно подтрунивали. Было пять активных ребят, которые демонстрировали неприятие. Остальные не защищали его, но и не участвовали в гиканьях-улюлюканьях.

Был и другой инцидент. В классе были две подружки, которые выделялись из общей массы. Одна совсем не могла себя контролировать: она очень эмоционально на все реагировала — расстраивалась, выражала свое счастье, восторг, удивление. К тому же была невозможной болтушкой. Ее подруга из-за гормональных сбоев была полнее остальных, и учеба на нее явно наводила скуку. В пятом классе она отбила мальчика у своей гиперактивной подруги. Они сильно поругались. Активная девочка стала всем рассказывать, какая ее подруга плохая, и в этих историях правды было минимум, зато такие сюжеты, что впору было записывать. Конечно, ее подруге это было неприятно. Она стала разговаривать с одноклассниками, и все как один сказали, что эта гиперактивная никому не нравится, что она ко всем лезет, надоедает. В итоге ребята организовали группу в «ВКонтакте»: «Мы ненавидим N». Там пошли фотожабы, мемы из ее фотографий.

Я об этом не знала, просто чувствовала грозовую атмосферу в классе. Дети как будто члены тайного общества: что-то пишут друг другу, шушукаются, бросают косые взгляды, сбиваются в стайки на переменах. Я еще плохо знала класс, чтобы сообразить, кого вытащить и раскрутить на разговор.

Инна Барская: Недавно мне позвонила мама одной девочки и сказала, что дочку травят за то, что она пропускает много занятий. Все вынуждены писать контрольные и диктанты, а она в эти дни отсутствует. Это действительно так, она много пропускает, причем без особой причины, а мама не против: «Сегодня пятница, можешь не ходить».

Дети возмущались: «Как же так? Мы встаем рано утром, идем в школу, решаем контрольные, а она спит». Я отвечала им: «Ну а вам-то что? Это же ваши контрольные, ваши знания?».

Вероника Смолер: Мы в онлайн-школе занимаемся с детьми три раза в неделю: готовим их к ЕГЭ. У них есть чат с педагогом, где дети спокойно общаются. Другие чаты детям запрещено создавать. Но многие не слушаются. Например, группа одиннадцатиклассниц создала свой чат, в котором они обсуждали внешность других учениц. В чате с педагогом они могли написать девочке, скинувшей свою фотографию: «Ой, какая ты красивая!», а в своем начинали ее высмеивать. Я называю своих детей креветками, и они часто в шутку скидывают в общий чат фото с креветками. На одном снимке девочка была с ложкой во рту, и в секретном чате стали писать грубые вещи: «Она бы еще что-то вроде члена засунула в рот и скинула». Эти сообщения неизбежно доходят до тех, кто на фото. Девочки начинали замыкаться в себе, говорить: «Я ничтожество. Раз меня оскорбляют те, кто не разу вживую не видел, то мальчики вообще в мою сторону не посмотрят».

Однажды девочка поделилась в нашем чате историей своего первого раза, а другая выставила скриншот в сторис в «Инстаграме», не замазав ни имени, ни фамилии, да еще с комментарием: «Фу, как так можно?!». В итоге ту начали гнобить, ей писали гадости в «ВКонтакте», скидывали фото половых органов, называли шлюхой. Мы отчислили ученицу, которая вывесила скриншот. Она сначала плакала, а потом сказала: «Не вам решать, что и где мне публиковать».

Как учителю выстраивать разговор с родителями жертвы?

Евгений Карпов: Многие родители думают, что ничего страшного не происходит, пусть потерпит, все пройдет. Дети сами часто говорят: «Не лезь, а то будет хуже». Если учитель это видит, он благодаря своему авторитету может стать рефери, и дети с облегчением передадут ему функцию разговора с родителями.

Дети не должны чувствовать себя беззащитными. Они должны знать: в любой момент можно нажать тревожную кнопку — и родители помогут, защитят.

Марина Терехова: Я разговаривала как мама с мамой. Говорила, что эмоциональному мальчику нужно больше внимания, объятий, разговоров, совместных занятий. Необходимо интересоваться его жизнью и переживаниями.

А как говорить с родителями тех, кто травит?

Евгений Карпов: Важно донести, что вы как учитель на стороне их ребенка, как и любого другого ребенка в классе.

И предупредить, что травля может выйти далеко за правовые пределы, а это уже опасно и для тех, кто травит. Если вовремя пресечь такое негативное поведение, то можно уберечь своего ребенка от серьезных неприятностей: например, если все зайдет так далеко, что родители жертвы обратятся в полицию.

Инна Барская: С родителям бывает сложнее, чем с детьми. Они часто говорят: у нас интеллигентная семья, мы воспитываем своего ребенка, а Петя-Вася — оборванец. До них тяжело достучаться, ведь их ребенок для них самый лучший.

Вероника Смолер: В прошлом году я говорила маме одной девочки, что обман педагогов и буллинг неприемлемы. Она мне сказала: «Это моя дочь, и я буду решать, какое у нее воспитание». Логично, что родители встают на защиту ребенка. Но если задаешь вопрос: «А если бы вашу дочь так оскорбляли?», — то в этот момент мамы либо кидают трубку, либо говорят мне: «Кто вы такая, чтобы учить взрослых?». Я разговаривала с одним папой, он обещал провести беседу с ребенком. Девочка потом мне написала и извинилась.

В этом году в договоре-оферте я прописала, что за любые оскорбления учащихся следует отчисление.

Как разрешить ситуацию травли?

Евгений Карпов: Самое действенное, по-моему, — разбивать компанию, которая травит. Они ведь себя чувствуют стаей. Возвращать из состояния животного азарта к человеческой рефлексии.

Есть много способов. Например, когда я был молодым учителем, меня какое-то время травили ученики. Однажды я всю ночь думал, что делать, как прийти в класс на следующее утро. В итоге я вызвал к доске одного из зачинщиков и показал, как выглядит эта компания, когда она против тебя. Очень важно каждому продемонстрировать, как выглядит мир глазами жертвы травли.

В процессе травли чаще всего действуют животные инстинкты, и бороться с ними можно с позиции современных достижений культуры. Несколько раз мы с коллегами, видя нездоровую обстановку в классе, устраивали показ с обсуждением фильма «Чучело». Зритель волей-неволей идентифицирует себя не только с жертвой, но и с теми, кто травит. Порой нужна грамотная беседа, до дрожи в голосе, на слезе. Ребята сильные эмоции ценят, для них это важно.

Марина Терехова: Я старалась показать ребятам, что мальчик, которого они не любят, на самом деле добрый, отзывчивый, тонко чувствующий. Он всегда замечал, когда человек чем-то расстроен: неважно, одноклассник, педагог или ребенок из другого класса. Всегда спрашивал, чем помочь.

На уроках литературы мы говорили о героях, которые совершают добрые поступки, неочевидные сразу: тот же Юшка у Платонова. Его травили всей деревней, буквально от мала до велика. Он не давал отпора, все тычки принимал смиренно, и только после его смерти выяснилось, что он вырастил сироту. Постепенно удалось выровнять ситуацию. Это заняло очень много времени, только в восьмом классе его перестали делать объектом насмешек.

В истории с гиперактивной девочкой все получилось иначе. В какой-то момент ко мне пришла ее мама и стала показывать скриншоты группы сети «ВКонтакте», где ее дочь высмеивали. Единственное, что мне пришло на ум — экстренно собрать классный час и устроить разбор полетов. Я так и сделала и провела с ними разговор. Потом мы пошли в актовый зал смотреть фильм «Чучело», после чего снова разговаривали. Это все заняло часа четыре. Это был абсолютный экспромт, но я решила резать к чертовой матери, не дожидаясь перитонитов. Детей эта ситуация отрезвила: они говорят, что с тех пор стали думать, что чувствует другой человек.

Инна Барская: Мы поговорили с девочкой, которая часто пропускала школу. Я ей сказала: «Вот ты сейчас сидишь в зеленой рубашечке. А если я соберу толпу и скажу: „Да на ней красная рубашка!“. Это разве правда?». Она засмеялась и сказала, что это полная глупость, достаточно посмотреть в зеркало и увидеть, что это не так. «А если дети тебе говорят, что ты специально прогуливаешь школу в определенные дни. Это правда? Может, они неправы. А может, это действительно так. На неправду мы не обижаемся, а обижаемся на то, что где-то есть правда». Все разрешилось. Она перестала пропускать занятия.

Была другая ученица, которая замыкалась и тоже не ходила в школу. Ее травили за то, что она на своей волне, не хотела ни с кем дружить, и дети стали говорить, что она их игнорирует, смотрит свысока. Но конфликт разрешился в один миг: она, оказывается, прекрасно играла на скрипке. На школьном концерте она выступила, сорвала аплодисменты, и все изменилось.

Татьяна Рик: В лагере, где я была вожатой, была девочка. Что-то в ее поведении другим девочкам не нравилось, и ее стали обижать в палате.

В своей жизни я пережила травлю дважды: в первом классе меня травили и дразнили толстой. И учительница подогревала эту ситуацию. А в 11 лет в лагере травили за то, что я заступилась за детдомовскую девочку, которая всех раздражала.

В лагере, где я была вожатой, был случай травли. В поведении одной девочки что-то не нравилось другим, и ее стали обижать в палате. Я рассказала ей свою историю: как меня травили, как мне было тяжело. Какие я из этого сделала выводы, как потом выстраивала отношения с людьми.

Во-первых, я решила, что больше никогда не позволю с собой так обращаться. Во-вторых, постараюсь быть приятным человеком, чтобы ни у кого не возникало желания меня травить. Это не значит прогибаться под коллектив. Особенно в принципиальных вопросах. Но всегда стоит подумать, не веду ли я себя как-то не так. Быть может, людям неприятно со мной общаться?

Девочкам, которые травили, я тоже рассказала о себе. Но я сделала акцент на том, как мне было больно и трудно. И поскольку они меня любили, они меня услышали. И прекратили так себя вести, потому что не хотели быть гадкими людьми.

Какая профилактика травли может быть в школе?

Евгений Карпов: Выбор средства зависит от учителя: посмотреть фильм, сходить в поход или устроить испытания, где все смогут проявить себя. Жертву травли, как правило, обесценивают, и приходится делать так, чтобы человек смог себя проявить. Учитель может поднять его в глазах других детей.

Английский писатель Эйдан Чамберс в своей автобиографической повести рассказывает, как ему было сложно в школе из-за дислексии. Его начали травить. Его учительница раз в неделю устраивала театральные постановки, и нередко использовала их для регулирования обстановки в классе. Она сделала его, самого слабого и отверженного, в одном из представлений царем иудейским. И недоброжелатели вынуждены были нести его на носилках и обмахивать опахалами. Он до сих пор ей благодарен: эта ситуация все изменила, он не стал жертвой.

Марина Терехова: Я предложила детям собирать нашу книжную полку — книги «Самоката», «Компасгида» и других подростковых издательств. Родительский комитет закупил книги, а дети их брали и читали. Периодически это выливалось в обсуждения: каждую среду мы собирались в кафе рядом со школой, читали, обсуждали, примеряли на себя, приходили к умозаключениям. Я старалась сделать так, чтобы ребята видели друг в друге не какой-то враждебный элемент, а личностей, у которых можно многому научиться. Я очень хорошо отыграла карту многонационального класса. Это не повод кого-то ненавидеть или бояться, а повод чему-то у этого человека научиться или научить его.

Вероника Смолер: Мы готовимся к итоговому сочинению по ЕГЭ и много читаем, чтобы в нем приводить примеры из литературы. Например, «Чучело» Железникова или «Олесю». Еще мы читаем книгу Оксаны Мартик «Гадкий не утенок, или Дичь». Ее написала учительница и издала в электронном варианте. Там про школьный буллинг, и у всех детей эта история откликается.

Инна Барская: У нас благодатный предмет — литература. Любая ситуация, описанная в книгах, есть и в жизни. Тот же затравленный Чацкий. После чтения «Горя от ума» десятиклассники предложили посмотреть скандинавский фильм «Охота». Там на взрослого человека накидывается оголтелая толпа горожан. Мы эту историю обсуждали в связи с Чацким. У Улицкой есть прекрасный рассказ «Бумажная победа», о том, как болезненного мальчика начинают травить, а мама и бабушка находят прекрасный выход из положения. Они решают эту толпу удивить. В литературе часто есть рецепты.

?

Что читать и обсуждать в классе на тему травли:

«Повелитель мух» Уильям Голдинг

«Юшка» Андрей Платонов

«Бумажная победа» Людмила Улицкая*

«Вилли» Нина Дашевская

«Правда или последствия» Анника Тор

«Олеся» Александр Куприн

* внесена Минюстом РФ в «реестр физлиц, выполняющих функции иностранного агента».

Материалы по теме
->