«Я почти все время чувствовал себя будто в лихорадке». Исповедь отца, чей сын — наркозависимый

«Я почти все время чувствовал себя будто в лихорадке». Исповедь отца, чей сын — наркозависимый         - слайд

Отрывок из книги «Красивый мальчик»

В издательстве МИФ вышла книга «Красивый мальчик». В ней журналист Дэвид Шефф, откровенно рассказывает о долгом пути, который пришлось пройти ему и всей семье в борьбе за здоровье сына, страдающего от наркозависимости. Откровенная до боли, эта книга также полна силы, бесконечной любви и надежды. Фильм, снятый по ней с Тимоти Шаламе в главной роли, стал номинантом «Золотого глобуса», а сама книга вошла в список бестселлеров The New York Times. Публикуем фрагмент из нее.

Я не мог контролировать то, что происходит, я не мог вылечить зависимость — и все равно я продолжал ломать голову, пытаясь найти что-то, что я проглядел, о чем не подумал. «То капля надежды блеснет, то взбушуется море отчаяния, и все боль, все боль, все тоска и все одно и то же», — писал Толстой.

От Ника никаких вестей, и каждый час, и каждый день, и каждая неделя — сплошная пытка и страдания, как от физической боли. Я почти все время чувствовал себя будто в лихорадке. Может быть, и верно, что страдания закаляют характер, но человека они разрушают. Здоровье людей, которых я встречал на собраниях Ал-Анон, было подорвано. Все перенесли психическую травму, некоторые пострадали физически, и это отразилось на их внешности. В то же время это самые открытые, живые и эмоционально щедрые люди, которых я когда-либо встречал.

Как нам советуют на собраниях Ал-Анон, я пытаюсь «отстраниться» — отдаться на волю Бога. Но как родители могут отстраниться, «отпустить»? Я не мог. Я не знал, как это сделать.


Как я не заметил, что Ник употреблял наркотики эти последние месяцы, даже когда находился в нашем доме?


Я был настолько травмирован его зависимостью, что в моем восприятии перемешались сюрреализм и действительность. Я утратил способность отличать нормальное поведение от вызывающего. Я так поднаторел в выискивании разумных оправданий и отрицании очевидного, что уже не мог понять, где кончается одно и начинается другое. Или, может быть, у наркоманов с опытом развиваются исключительные способности к вранью, а у родителей параллельно развивается восприимчивость к их лживым речам? Я верил Нику, потому что хотел верить, готов был поверить всему, что он говорил.

Что случилось с моим сыном? Где я недоглядел и что сделал неправильно? Если верить Ал-Анон, моей вины в этом нет. Но все равно я чувствую, что только я один несу ответственность за все случившееся. Я без конца повторяю одно и то же: если бы только я установил более строгие правила поведения; если бы только я был более последователен в своих требованиях; если бы только я лучше оберегал его от секретов своей взрослой жизни; если бы только я сам не употреблял наркотики; если бы только мы с его матерью продолжали жить вместе; если бы только мы с ней жили в одном городе после развода.

Я знаю, что развод и соглашение о совместной опеке стали самым трудным периодом его детства. Известно, что дети, чьи родители развелись, чаще начинают употреблять наркотики и алкоголь в возрасте до четырнадцати лет, чем дети из полных семей. По данным одного исследования, 85 процентов детей из семей, переживших развод, уже в старшей школе были наркоманами со стажем по сравнению с 24 процентами учащихся из полных семей.


Девочки из распавшихся семей раньше начинают сексуальную жизнь. Среди детей обоего пола наблюдается более высокий уровень заболевания депрессией.


Более половины первых браков и 65 процентов вторых браков заканчиваются разводом. Но между тем мало кто из нас готов признать тот факт, что развод во многих случаях становится катастрофой для детей и это может подтолкнуть их к увлечению наркотиками и привести к другим серьезным проблемам.

С другой стороны, все эти рассуждения звучат нелепо, поскольку многие дети, пережившие развод родителей — часто более тяжелый, чем мой,  — находят силы справиться с этой травмой, не прибегая к наркотикам. Кроме того, многие наркозависимые, которые мне встречались в жизни, воспитывались в полных семьях. На этот вопрос нет однозначного ответа. Неужели наша семья была более ненормальной, чем другие? Отнюдь нет. Хотя, возможно, и была.

Какие еще причины могли привести к нынешней ситуации? Иногда мне казалось, что привилегированные дети становятся первыми кандидатами в наркозависимые по целому ряду очевидных причин, но как быть с массой наркоманов, которые выросли в страшной нищете? Было бы легко искать причину наркомании в бедности, если бы в наркологических клиниках и на собраниях анонимных алкоголиков мы не встречали детей из всех социально-экономических слоев населения.


Я бы возложил вину на частные школы, если бы у детей, обучающихся в государственных школах, было меньше проблем с наркотиками. Но исследования опровергают и это.


Наркозависимость — это беда, которая с одинаковой степенью вероятности может затронуть всех, безотносительно их экономического положения, образования, расовой принадлежности, географического места проживания, уровня интеллекта и других факторов. Скорее всего, следует говорить о сочетании разных факторов — о мощной, но пока неизвестной нам комбинации врожденных качеств и воспитания, которая может привести, а может и не привести к развитию наркозависимости.

Временами мне казалось, что в этой ситуации нечего и некого винить. Но потом я сбивался с этой мысли и снова чувствовал все бремя ответственности. Иногда я уверял себя, что единственный точно известный факт состоит в том, что Ник тяжело болен.

Мне все еще было трудно смириться с этим. Я прокручивал в голове аргументы за и против. Больные раком, или эмфиземой легких, или с болезнью сердца не лгут и не воруют. Тот, кто умирает от этих болезней, готов сделать все возможное, чтобы продлить себе жизнь. Но в том-то и загвоздка с наркозависимостью. В силу природы самой зависимости люди не могут сделать то, что со стороны кажется самым простым решением: бросить пить, не употреблять наркотики. Взамен этой маленькой жертвы вы получите дар, ради которого смертельно больные люди готовы на все: вы получите жизнь.


Но, как говорил доктор Роусон, «симптом этой болезни — употребление наркотического вещества. Еще один симптом — неспособность себя контролировать. И третий симптом — необходимость постоянно подпитывать свое пристрастие».


Это настолько могущественная сила, что один из наркозависимых на каком-то собрании сравнил ее с «необходимостью сосать грудь своей матери, которую испытывает голодный младенец: употребление наркотика — точно такой же безальтернативный выбор».

В признании наркозависимости болезнью есть и практический аспект: страховые компании покрывают стоимость лечения. И это благо, потому что если выжидать, пока болезнь начнет прогрессировать (а это неизбежно случится), то придется платить за пересадку печени, сердца и почек. Не говоря уже о психических заболеваниях наркозависимых, у которых развиваются психозы и деменция. А также об издержках разрушенных семей, члены которых не могут работать. И о таких издержках, как преступления, связанные с наркотиками.

Есть люди, которых все это не убеждает. По их мнению, наркозависимость — это следствие морального разложения. Тот, кто употребляет наркотики, просто-напросто хочет словить кайф, вот и все. Никто их к этому не принуждает.

«Я не собираюсь оспаривать тот факт, что некоторые области мозга оживляются, когда наркоман думает о кокаине или употребляет его,  — говорит Салли Сатель, штатный психиатр наркологической клиники „Оазис“ в Вашингтоне и сотрудник Американского института предпринимательства. — Но этот факт говорит о том, что наркозависимость является таким же биологически обусловленным состоянием, как и рассеянный склероз. При истинных заболеваниях мозга волевой компонент отсутствует».

Но я постоянно напоминал себе: Ник становится сам не свой, когда сидит на наркотиках. Таким образом я старался понять эту силу, которая завладела мозгом моего сына. Порой я задавался вопросом, не являются ли его рецидивы следствием морального разложения или недостатков характера. Иногда я начинал обвинять недостаточно эффективные программы лечения и реабилитации. А потом снова думал о своей вине. И так по кругу. Но я всегда возвращался к следующим умозаключениям:

Если бы Ник не был болен, он бы не врал.

Если бы Ник не был болен, он бы не воровал.

Если бы Ник не был болен, он бы не держал в страхе свою семью.

Он бы не бросил своих друзей, мать, Карен, Джаспера и Дэйзи, и он бы, конечно, не бросил меня. Он бы никогда не сделал этого.


Да, он болен, но зависимость — самая загадочная из всех болезней, непохожая на другие, потому что ее сопровождают чувство вины, стыд и унижение.


Ник не виноват в своей болезни, но виноват в своих срывах, так как только он сам может проделать ту работу, которая необходима для предотвращения рецидива. Виноват он или нет, он все равно должен нести ответственность за свои поступки. Пока этот бесконечный хоровод мыслей крутился в моей голове, до меня стало доходить, что имел в виду Ник, когда в больнице Св. Елены признался, что иногда ему хотелось бы болеть какой-нибудь другой болезнью, потому что тогда никто бы не сказал, что он сам виноват в ней.

Однако больные раком, например, были бы совершенно справедливо возмущены его словами. Все что должен сделать алкоголик или наркоман, это прекратить пить, прекратить употреблять наркотики! Больные раком лишены такого выбора.

У родителей наркозависимых такие же проблемы, как и у их детей: мы должны примириться с иррациональностью этой болезни. Тот, кто сам не столкнулся с ней, никогда не поймет свойственную ей парадоксальность. Поскольку большинство людей не в состоянии постичь ее суть, нет и настоящего понимания со стороны окружающих, только жалость, иногда с примесью едва прикрытой снисходительности.

Вне собраний Ал-Анон и поддержки родителей, которые знают, через какие испытания мы прошли, и звонят, чтобы выразить свое сочувствие, я часто ощущаю себя как в изоляции, один на один с почти непосильной задачей заставить свой мозг отказаться от попыток понять эту болезнь.

В песне Вана Моррисона есть такие слова: «Не почему, почему, почему, а просто это есть, и все».


Вот так: есть, и все.


Тем не менее вера в то, что наркозависимость — это болезнь, мне помогает. Доктор Нора Волкова, директор Национального института по проблемам злоупотребления наркотиками, как-то сказала: «Я изучала зависимость от алкоголя, кокаина, метамфетамина, героина, марихуаны, а совсем недавно — проблему ожирения. В непреодолимом влечении есть некая закономерность. Я никогда не встречала наркозависимого человека, который хотел бы быть наркозависимым. Что-то должно было произойти в его мозге, что и привело к развитию этого состояния».

Материалы по теме
->