Как я поняла, что книги по воспитанию не работают: история одной мамы

Сейчас уже трудно вспомнить, в какой момент я решила искать спасение в умных книгах. Возможно, когда нервно жевала пятый сникерс под аккомпанемент детской истерики. Или когда Майя открыла для себя валяние по полу как способ эмоционального шантажа. Или когда она впервые заехала мне пяткой в глаз за то, что я попыталась надеть ей носки. Факт в том, что мне нужна была помощь, и я стала читать. В ход шли статьи с родительских сайтов, Макарова, Ньюфелд, Ледлофф и святая святых Юлия Гиппенрейтер, советы которой я и решила незамедлительно применить на практике.

Здесь стоит сделать отступление и сказать, что в первом триместре беременности я с упоением читала книжку о том, как воспитывают французских детей. Вырастают они, говорилось в книге, послушными и терпеливыми, с четвертого месяца спят ночь напролет, не швыряются едой и умеют ждать, когда мама говорит по телефону. Книга мне ужасно понравилась, и, предвкушая то, как я на шпильках и в жемчуге буду выгуливать своего холеного французского ребенка, я подсадила на нее одну беременную подружку и двух еще не беременных и твердила всем, кто готов был слушать, что это единственно верный способ воспитывать детей. К третьему триместру подключились гормоны, и я с головой ушла в мир естественного родительства. Как любой нормальный неофит, я голову была готова откусить противникам совместного сна, принципиально не покупала бутылок и сосок и представляла, как буду гулять, рисовать и печь пироги, пока ребенок мирно посапывает в слинге.

К тому моменту, как дочке исполнилось два месяца, моя жизнь стала похожа на затянувшийся сериал в жанре хоррор, и я снова вспомнила про французских детей. Я честно пыталась воплотить в жизнь эту изящную теорию, но каждый раз, когда Майя начинала плакать, мне хотелось воткнуть себе в глаз вилку, так что все заканчивалось грудью, слингом и сном в родительской кровати. Я поставила на себе крест и смирилась с тем, что мой ребенок воспитает меня сам. На практике это оказалось страшнее, чем я предполагала, и я решила спасать положение.

Гиппенрейтер я читала с большим энтузиазмом. Я была уверена, что теперь-то знаю о детях все, да что уж там говорить, и о взрослых тоже. Речь в книге шла о том, что надо любить безусловной любовью и не забывать налаживать с ребенком диалог. К примеру, если ребенок швыряется кашей или отказывается надевать штаны, следует выяснить, почему же он это делает. Возможно, каша слишком горячая, а штаны не того оттенка. Все казалось логичным и правильным, и я с нетерпением приступила к налаживанию диалога.

Результаты одной недели жизни по Гиппенрейтер были впечатляющими: ребенок ходил по квартире исключительно голый, питался одним печеньем и не выходил на прогулку, потому что для этого нужно было как минимум надеть сапоги. Не забывая завет Ньюфелда о том, что родитель обязан быть лидером, я тщетно пыталась представить себе альфа-самку, которая при попытке ребенка влезть рукой в какашки или открутить хвост собаке будет выяснять, из каких именно соображений он решил это сделать.

Еще одна проблема, помощи в решении которой я искала у прогрессивных родителей, - приступы детской злости. Самый здравый совет, который мне удалось откопать, заключался в том, чтобы предложить ребенку вместо мамы отмутузить подушку. Но и этот совет остался красивой теорией, потому что при попытке подсунуть ей подушку дочь смотрела на меня, как на идиота, и я ее понимаю. Зачем ей колотить подушку, если злится она на меня и именно мне в данный момент хочет залепить в ухо.

Самый запоминающийся из прочитанных мной советов заключался в том, что нужно примером показать ребенку, как направлять злость в конструктивное русло, например, пойти перемыть посуду или станцевать яростный танец.

Я живо представила себе, как дочь швыряет на пол котлету, а я вскакиваю и пляшу как подстреленный папуас, намывая между делом тарелки.

Или вот еще чудесный прием – констатация. Нельзя сказать “какой красивый цветок ты нарисовала!”, надо сказать “ты нарисовала цветок”. Не надо говорить “не грусти”, правильно сказать “ты грустишь”. Самое интересное, что подобные статьи часто мелькают на сайтах естественного родительства. И вот скажите мне, что естественного в таких диалогах? Примечательно, что цель преследуется благородная – вырастить свободного ребенка, в котором не погасили творческий энтузиазм, способность самовыражаться и проживать эмоции на полную катушку. Но мама при этом должна вести себя как робот-констататор, который говорит “ты слепила собачку” и при этом обязательно делает безоценочный покерфейс, чтобы ребенок не дай бог не догадался, каким шедевром мама считает эту собачку, похожую на трехногого барана с подбитым глазом.

Да, возможно частые похвалы сказываются на ребенке не лучше критики. Я не претендую на мудрость, но откуда нам знать, какими вырастут дети, чьи родители полчаса выбирают слова, прежде чем составить будничную фразу. Не травмирует ли их мир, в котором будут хвалить и ругать, говорить не по книжке, а как придется?

Сейчас наш основной способ воспитания это угол. В углу мы, кстати, ведем прекрасные и очень продуктивные диалоги. Там все становится немножко яснее и про кашу, и про штаны, и про валяние по полу. Вероятно, за жизнь я прочитаю еще немало книг о воспитании, воспользуюсь морем советов из разных источников, но в итоге найду свои пути. Если вы чувствуете себя чужой на празднике жизнерадостных французских родителей и врагом в стане очень осознанных мам, я пью за ваше здоровье. Каждому свое, и пытаться впихнуть всех детей в одну систему все равно, что судить человека по гороскопу. Что-то совпадет, но, к счастью, нас не штампуют на заводе. Одно я знаю точно – материнству вредит неуверенность в собственных силах.