«Одно удовольствие от всей этой жизни — это челябинские пирожки»

Я совсем, донельзя развинтился. Изо дня в день живешь как-то мучительно беспокойно. Сижу в школе точно в тюрьме, каждый день выношу ужасную пытку; пытку своего бессилия. И в то же время мучаю ребят.

Сегодня занятий не было. В праздники местные ребята не приходят. Пришло меньше половины, и я отпустил. Настроение самое что ни на есть подавленное. Ребята совсем вышли из послушания, и терпишь от них только муку. Неужели и впредь я буду так глуп, что пойду на эту медленную смерть? Лучше пойти пилить дрова, чем заживо умирать. Дожидаюсь весны, может, весна принесет отдохновение. Только этим и утешаюсь.

Как я стал ненавидеть своих учеников; это чувство у меня в первый раз. Занимаешься как-то по необходимости. Еще до обеда занимаешься ничего, но после — одна пытка. Толкусь на одном месте и никак не могу сдвинуться с места. Ученики какие-то тупые, безмозглые и в то же время рассеяны, — все вылетает из голов. Не чувствуют никакого стыда сказать какую-нибудь дерзость. Выводят из терпения и приходится иногда круто обходиться.

Это первый день моей учительской работы в девятилетке имени Цвиллинга города Челябинска. Вот куда занесла меня распределительная комиссия наркомпроса из Москвы. На две тысячи верст выкатился я от сердца республики. Первые дни были как-то не того! Дороговизна, искание квартиры, метания по канцеляриям, таскание вещей и, главное, незнание, куда тебя еще пошлют, — все это выбивало тебя из всего студенческого и заставляло чувствовать, каким-то лермонтовским «дубовым листочком», гоняемым по Уралу.

Зав. школой познакомил меня с седьмой группой и вышел. Секунд пять я отчаянно искал соответствующий оборот слов для начала занятий с группой. Около полсотни второступенцев насторожилось, видя перед собой новоиспеченного словесника.

Так я сегодня читал в седьмой группе «Деревню» Пушкина для задания, объясненного им вчера. Слушали напряженно. Думаю, что я все-же завоюю их внимание. А как необычны и новы для меня юношеские, свежие, возгласы: «Илья Васильич, можно я возьму вторую тему?», «Илья Васильевич, какие пособия нужны для вашего задания» и т.д. Отменно быстро прошел мой единственный час в этой школе.

Читал второступенцам «Бориса Годунова» Пушкина. После, окруженный плотным кольцом, давал пояснения. В перерыве хотелось бегать с ними, но мысль, что я уже учитель, останавливала.

На звеньевых уроках — давал объяснения семиклассницам по своему заданию. Из них одну перевели в другую школу, и, к сожалению, ту, которая особенно бросилась в глаза мне с первого коллективного урока. Но, может быть, это и к лучшему т.к. чувствую — через некоторое время не в шутку увлекся бы ею (вот так учитель!)

Уже 4 дня работаем в школе, правда не по педагогической линии. 2 дня переписывали школьников, познакомилась, как живут мои будущие ученики. Родители почти у всех совсем мало образованы, воспитанию уделяют внимания очень мало: либо заняты на работе, либо не умеют воспитывать.

Сегодня я испытала свое боевое крещение в школе. Провела 4 урока по физике: 2 в 6-х классах и 2 в 7-х. Несмотря на то, что уроки не были сорваны (я объяснила весь материал и даже время осталось), первый день не принес мне удовлетворения. Правильно сказала Валентина Петровна, что в первый день все сидят тихо, не знают еще учителя, изучают, а как найдут слабые стороны, так и развернут свою деятельность. На этих уроках у меня с дисциплиной все обошлось благополучно, одного моего взгляда было достаточно для успокоения, за дальнейшее же я боюсь.

Вчерашний день показал мне, что ничего педагогического во мне совершенно нет, все это была выдумка и фантазия. И я не могу быть не только хорошим физиком, а вообще никем. Слишком слабый голос не позволит мне быть литератором, биологом и т.д., а моя небольшая комплекция совершенно не внушает строгости. Еще 1 сентября наш физкультурник, индивидуально беседуя со мною, сказал, что у меня мало строгости, что нужно иной раз и погрубить, и стукнуть кулаком. Как я мечтала стать педагогом, действовать новыми методами, пробуждать сознание у учеников! И вот все рухнуло. Кричать и стучать я физически не в состоянии, а сознания у многих школьников совсем нет. Вчера урок в 6 «б» кл[ассе] был {бы} сорван, если бы не пришел директор, сегодня в 8 «б» целый урок большинство смеялось. Я жду, когда они успокоятся, а они занимаются своими делами, я стою молчу, а они считают, что так и надо, что такое положение — это нормальное явление. Я люблю всех детей и теперь убедилась в этом еще больше. Ни один школьник, будь то хулиган или девчонка-пустосмешка не противны мне, поэтому я меньше всего считаю, что виноваты они. Дети есть дети и виноваты в их поведении одни воспитатели, в том числе и я.

Пришла из школы. Настроение дрянь. Хоть сейчас беги из школы. В моем 6-м классе меня абсолютно не слушают, уроки алгебры срывают. Все убедительно говорит о том, что в школе мне не место. Как бы продержаться до конца! Быть учительницей — это значит не иметь сердца, а с моим чувствительным сердцем и носа нельзя показывать в школу. Итак, решено — это последний мучительный год. Наберись терпенья и мужайся!

Я боюсь (а Саше сказала, что я не «трус»), что для учительской работы у меня не хватает подвижности, быстроты реакции, наверное, и гибкости ума (хотя считаю себя не глупой). У меня даже нет солидности в поведении и не хочется приобретать. Я уже не говорю о внешней солидности — это не главное. С другой стороны, в нормальной школе, может быть, все бы и обошлось. И еще большую роль играет начало работы в хорошем коллективе — у меня не было этой возможности.

Настроение страшное. Жизнь кажется такой ужасной. Пока штопала, наслушалась Дарью Михайловну. До чего люди мелко живут, как все мерзко кругом. Если у нас с Саней разойдутся пути, я больше не верю в добро и счастье. Я не смогу никому больше поверить. Я искренне верю его словам о работе, уважаю его как члена партии. Но если я ошиблась, я меняю профессию на лесную, уезжаю к зверям в природу, буду жить с собакой-другом. А летом ездить на юг к морю. Нынче летом, если произойдет разрыв, я уеду в Среднюю Азию. Буду одна путешествовать диким туристом. И буду думать только о себе.

Я почувствовала, как меняется мое плохое настроение, когда ученики проявят ко мне свое внимание. А можно жизнь их сделать намного интересней, и самой вечно жить с ними и быть такой же молодой. Тогда и останется от тебя в них крупица, которой ты будешь жить после смерти. Я всю жизнь мечтала о своей семье и своих детях, но ведь если не будет хорошей семьи, не будет хороших детей. Нечего торопиться на этом фронте.