«В детстве очень развит эскапизм - хочется попасть в другую реальность»

Какая цель у этих занятий? Дать детям понять, что чтение - это хорошо и интересно?

Моя студия мотивирует детей не к тому, чтобы читать, а к тому, чтобы писать. Эти дети, как правило, априори творчески настроены писать. И с ними очень интересно работать. Потому что, в отличие от взрослых, у них такая гибкая, бурная фантазия, они одной ногой в детстве, но при этом уже неплохо соображают. Взрослых тоже можно научить писать книги, но реже.

А у детей потенциал всегда точно есть. Вот у нас в группе «Литературной мафии» было 12 подростков. Возможно, они не станут писателями, но они точно станут лучше писать сочинения, научатся структурировать текст, понимать, как устроена история, как подбирать слова.

Литературный кружок - это, все же, не роботы и не спорт, при этом 12-14 летние сами решали на такие занятие записаться?

Полтора года назад у меня была другая литературная студия, там никакой фишки в виде интерактивной игры не было. Занятие длилось час, из них я 30 минут рассказывала, а еще 30 минут дети выполняли нескучные, игровые, творческие задания. Я тогда набрала 2 группы по 15 человек где-то за сутки, и у меня осталась туча желающих. При этом у меня было опасение, что туда придут дети, которых родители отправили насильно - мол, смотри, живой писатель, иди поучись. Такие действительно были, но в каждой группе был только один такой ребенок, и ему было откровенно скучно. А потом я уже стала заранее просить родителей не приводить детей, если те сами этого не хотят. Понятно, что все дети в моих группах это дети людей, которые читают мой блог, моих друзей и знакомых - то есть, это некие образованные люди более-менее творческих профессий.

Понятно, что в таких семьях дети не растут в обнимку с телевизором и гаджетами. Хотя у меня был мальчик, которого его отец отрекомендовал так: «он ничем в жизни, кроме компьютерных игр, не интересуется». Но поскольку он любит именно игру и ему важно играть, то отец предложил ему пойти в студию, где занятия - это одна большая игра и где ему не будут «причинять добро» и читать лекции. И мальчик согласился. И он оказался самым крутым мальчиком в группе, с невероятно креативным мышлением. У нас же командная игра, мы создавали детективную историю, где нужно видеть систему в целом. Это стратегическая игра, где ты пишешь каждый раз какой-то фрагмент. А поскольку этот мальчик играл на компьютере именно в стратегии, у него было прекрасное понимание того, как выстроить систему персонажей – «герой-антигерой» и прочее. Он мог видеть глобальную логику развития сюжета в целом.

Это какие-то феноменальные дети - много читают, ходят в литературный кружок. А кажется, что мы в детстве только и делали, что читали, а современные дети - не читают вообще либо сильно меньше.

Естественно, они меньше читают. Но это работает совершенно по-другому. Для того чтобы мои органы чувств как-то возбуждать, в моем детстве были книги и телевизор, который показывал мне один фильм в определенное время раз в неделю. Так что кроме книг ничего и не было. А сейчас огромное количество внешних воздействий на человека в форме аттракционов - видеоклипы, приставки, компьютеры. Миллион способов «пропасть». В детстве очень развит эскапизм - хочется попасть в другую реальность. Я могла этот волшебный трип совершить только при помощи книг, а для моей дочери, например, «Робинзон Крузо» – это очень скучная книга, потому что она недостаточно щекочет ее нервы по сравнению с конкурирующей подачей кинематографа. При этом она читает книги, но это должен быть другой нарратив. Это медленное развитие героев, постепенное действие в современных детей уже не заходит - все должно быть не так.

Вы об этом и думаете, когда пишете детские книги?

Для детей я пишу, да, руководствуясь тем, что я все-таки писатель современный и не напишу медленный текст с долгими описаниями. Поэтому я выбрала жанр детектива, который затачиваю под детей. Он изначально задуман как жанр-аттракцион. А сейчас скорость восприятия совершенно другая. Мы воспринимаем информацию как быстро мелькающие фрагменты, это клиповое мышление.

А ваша старшая дочь много читает? Она вот что выберет, условно, - книгу или гаджет?

Гаджет, по сути - это способ занять ребенка, чтоб он тебя не доставал. Со старшей мы держались очень долго, где-то до школы она не имела доступа к гаджетам и, кажется, даже не знала о существовании игр и всего прочего. Телевизор мы использовали как экран для просмотра DVD. В общем, создали такую иллюзию советского детства, где кроме книг – для того, чтоб заняться каким-то эскапизмом, – ничего не было. Поэтому она читала и у нее появилась привычка читать. Сейчас она читает несравнимо меньше - у нее есть интернет, компьютер, нечитающие друзья, и это конечно все вытесняет. Но в любой ситуации, когда по какой-то причине ничего этого нет, например, 9 вечера, и мы видим, что она слишком перевозбудилась и просим ее выключить все, то она выключает и тут же идет читать. Она не умеет не быть ни во что погруженной, как только у нее забирают гаджеты, она открывает книжку. Но важно, что у нее изначально нет антипатии к чтению. Вот мои приятели говорят ребенку – «зачем ты играешь, лучше книгу иди почитай». Это бессмысленная фраза. Почему лучше-то? Он же понимает, что ему гораздо лучше и веселее сидеть в планшете. Поэтому для того, чтоб ребенок читал, нужно сначала ввести книги, а потом уже все остальное. И все равно со временем книга станет «не лучше» - просто идея почитать не будет вызывать отторжения. Если нет ничего другого - можно взять книгу, ну а что еще делать.

С разрешения Анны мы публикуем отрывок из рассказа, созданного 12-ю детьми в течение курса “Литературная мафия”.

ЛИТЕРАТУРНАЯ МАФИЯ: ИНТЕРАКТИВНЫЙ ДЕТЕКТИВ

1.

Стояла прекрасная погода. Кто знает, сколько в такую погоду происходит убийств.

Треск. Взрыв. Небольшая вроде бы рюмка, но осколков от нее было столько, что, казалось, с этого момента ему придется ходить по гостиной не иначе как по грудь в осколках.

Старичок с серебряными кудряшками неспешно сложил газету пятилетней давности – приятно было снова и снова читать об убийстве дамочки, в теле которой именно он тогда нашел обломок ногтя убийцы, - и встал с мягкого кресла.

Поскользнулся и, немного прокатившись, приземлился на левое колено.

Раздался вопль, похожий на скрип двери и свист чайника вместе.

Через полчаса явился, наконец, доктор. Он аккуратно положил чемоданчик на табуретку, будто это было что-то очень драгоценное, а не обычный набор первой помощи.

- Сколько вам лет?- спросил врач.

- Мне шестьдесят, но чувствую я себя прекрасно.

- Вы уронили стакан?

- Нет, это была рюмка. Я просто читал газету. Не знаю, как это случилось.

- Больно? - доктор осматривал коленку:

- Нет.

- Больно?

- Совсем нет.

- А здесь? Ах! Да у вас тут осколок. Сейчас извлеку. Вы не боитесь крови?

- Очень боюсь.

- Но вы же, я слышал, работали патологоанатомом?!

- Я и сейчас практикую, - ответил старик. – Я утром осматривал несчастную сиротку, которая погибла в лесу.

- Неужели? – вежливо удивился доктор. – Я тоже.

Стояла прекрасная погода. Кто знает, сколько в такую погоду происходит убийств.

2.

Инспектор стоял у свежей могилы и смотрел на крошечный портрет на надгробной плите. Девочка лет одиннадцати. Худое лицо, наспех вырезанный из группового фото овал.

Это фото было сделано месяц назад: напряженные, хмурые сироты и работники приюта. Лишь она нерешительно улыбалась. Ее глаза улыбались.

А потом ее нашли на земле, в лесу, с грязной вилкой, воткнутой в глаз. Второй глаз смотрел в свинцовое небо с удивлением и обидой…

Так ему рассказали. Сам он вилку не видел. В этот день он как раз ездил в Лондон, оформлял документы на перевод в эту глушь. Пока он вернулся в деревню, пока добрался по лесу к месту убийства, - вилка исчезла. Орудие убийства исчезло. Что и неудивительно: вокруг тела полдня болталась толпа зевак. Эти люди – хуже дикарей. Они толком даже не смогли объяснить, кто первым нашел труп. Просто «слух прошел по деревне, что она там лежит».

Инспектор поежился. Он был высоким и болезненно худым. С тех самых пор, как он переболел не то малярией, не то еще какой-то едва ли описанной в медицине болезнью, подхваченной в Африке, он так и не смог набрать вес. И от озноба, мучившего его вечерами, он не избавился. Он бросил военную службу и уехал в сельскую глушь, мечтая о свежем воздухе и покое. Мечтая забыть о войне. Место инспектора полиции показалось ему как нельзя более соответствующим его скромным запросам. Что может случиться в таком медвежьем углу? Чудовищная кража яиц? Исчезновение дойной коровы?

Он горько ошибся. Мертвая девочка с вилкой в глазу и ее исчезнувший брат – таким оказалось его первое дело. Ни опыта, на подходящих для такого случая навыков он не имел – о чем и сказал своему начальнику со всей прямотой. «Работай, как можешь», - с издевкой ответил начальник.

Угрюмые, молчаливые люди, населявшие деревню, смотрели на него недобро. Смотрели с таким же в точности выражением, как представители враждебного африканского племени. Он поплотнее укутался в теплый плащ и отправился искать старейшину рода. Всегда первым делом нужно вычислить главу рода. Так он работал. Иначе он работать не мог.

3.

На роль старейшины рода больше всего годился двоюродный дядя жертвы и ее пропавшего брата. Он, собственно, был их единственным родственником.

Роста был Дядя среднего, лицо живое, веселое, круглое, пухлые губы и искристые карие глаза. Он вырос в спокойной и благополучной семье британских фермеров. Когда ему исполнилось пятнадцать, случилась трагедия: его родителей затоптал их же бык. Следующие пятнадцать лет он провел в глубокой грусти, на содержании у дяди и тети, и был очень дружен с кузиной, их дочерью, которая впоследствии родила девочку, чья жизнь так внезапно и страшно оборвалась в деревенском лесу.

Лишь к тридцати пяти годам Дядя оправился от гибели любимых родителей и попытался возродить их дело. Он работал круглые сутки, однако вскоре все равно погряз в долгах. Именно тогда он получил известие о гибели кузины и ее мужа. Их дети, мальчик и девочка, остались сиротами. Он взял детей к себе, но времени им не уделял совершенно, поскольку работал круглыми сутками: они росли как трава. В итоге он отдал племянников в сиротский приют и тратил на оплату их пребывания там последние гроши.

Инспектора он принял вежливо, но с холодком.

- Скажите мне, сэр, есть кто-то, кого вы подозреваете в убийстве вашей племянницы?

- Конечно. В убийстве Эн я обвиняю её подругу Эмму. И, поверьте, не без причин. Когда я приехал, чтобы навестить племянников, а было это за три дня до события, из-за которого мы сейчас здесь беседуем, до меня дошли слухи о том, что дети собирались напакостить мяснику, живущему в этой деревне. Участниками данного события были несколько мальчишек и девчонок, включая моих племянников и Эмму. Как позже стало известно, после этого набега у мясника пропала коллекционная вилка, которую потом нашли в глазу у Эн. На следующий же день, когда я в последний раз навещал племянников, ненароком подслушал разговор Эн с Эммой. Я как я собирался открыть дверь их комнаты, когда услышал агрессивный голос Эммы: «Повар женится не на тебе, а на мне!». Эн ответила незамедлительно: «А почему это Повар должен жениться на тебе?». Но я прервал их разговор, войдя в комнату. Ещё воспитательница рассказала мне, что Эн и Эмма чуть ли не каждый вечер сбегали из приюта. Мои предположения следующие: когда они в очередной раз сбежали, то направились прямиком в этот злополучный лес. Снова поспорили, на ком из них женится Повар. И Эмма, разозлившись, схватила краденую вилку и воткнула в глаз Эн. Потом, когда она осознала, что натворила, ей стало стыдно до такой степени, что она аж совершила попытку самоубийства. Но при этом у меня нет никаких предположений, куда пропал мой племянник.

- Что вы можете рассказать о племяннике?

- Мне часто жаловались на него воспитатели. Он и днем-то ужасал их своим поведением, а по ночам принимался рассказывать товарищам истории о мистических тварях, зловещих маньяках и окровавленных картинах. Сам он их не боялся, скорее ему доставляло удовольствие видеть страх в чьих-то глазах. Он обожал кошмары и тайны. Он часто без разрешения уходил их приюта и гулял по окрестностям. При всем внешнем сходстве его сестра обладала совсем другим, веселым и кротким, нравом. Однако он очень любил ее. Пожалуй, она была единственным человеком, способным пробудить в нем совесть и сострадание. В тот день, когда ее нашли в лесу мертвой, он так и не вернулся с прогулки в приют.

4.

Эмме было 14 лет. Она родилась в знатной лондонской семье. Когда ей исполнилось пять, родители погибли, опрокинувшись в карете с моста. Из родственников осталась только тетя, которая заботилась о девочке год, а потом увезла ее в глухую деревню и оставила на попечение приюта. В приюте девочка прижилась хорошо: блондинка с ангельским личиком, она была со всеми неизменно добра и дружелюбна, особенно же близка с погибшей Эн. Узнав о случившемся, Эмма чуть было не покончила с собой, однако петлю завязала так неумело, что ее удалось спасти.

После этого она отказалась от пищи и перестала с кем-либо разговаривать. Сельский лекарь, осмотрев девочку, сообщил, что лечение нужно серьезное и желательно в госпитале.

- Что ж, девочку вполне могла убить ее подруга, раз они обе любили помощника повара, - сказал сам себе Следователь. Он иногда разговаривал с собой вслух, чтобы четче формулировать мысли. - Это похоже на то, как в африканских племенах девушки убивают друг друга палками из ревности, они втыкают их друг другу в глаза. Мою догадку подтверждает также и то, что подруга жертвы потом чуть не покончила с собой, перестала есть и разговаривать с кем-либо. Африканки тоже нередко сожалеют о совершенной жестокости и совершают обряд искупления, отказываясь от пищи и разговоров.

- Ты знаешь, что случилось с твоей подругой? – спросил инспектор и пристально посмотрел ей в глаза.

- Мне кажется, да, - она ответила ему прямым взглядом, глаз не отвела. - Я думаю, что убийца моей дорогой подруги – это ее дядя. Потому что за день до ее смерти я слышала их разговор. «Дядя, я накопила денег, что бы ты мог за меня платить, не волнуйся!» - радостно сказал Эн. «Хорошо, хорошо», - ответил он и посмотрел на нее очень внимательно. Что-то в его взгляде было не так. А еще я однажды увидела большие шрамы на спине Эн. Она сказала, что просто случайно упала, но по её лицу было явно видно, что она лжет. Я думаю, что это Дядя убил её, поскольку он очень жадный и не хотел никому отдавать свои деньги. Он хотел присвоить те деньги, что Эн скопила. Подозреваю, что он и брата ее хотел убить. Или уже убил.

5.

- Ну что? Только принялся за расследование – и тут же зашел в тупик? – Джон Робертсон, шеф полиции, так радостно и удовлетворенно потер руки, как будто тупик и был самым лучшим началом из всех возможных.

Джону Робертсону было лет сорок пять. Седеющий шатен, вечно чем-то рассерженный, раздраженный, не способный выслушать собеседника, не перебив его раз пятнадцать.

Родился он в той самой деревне, где погибла девочка, но большую часть жизни провел в Лондоне, усердно работая над карьерой в Скотланд-Ярде. Семьей он так и не обзавелся, детей не любил. Единственным его спутником жизни был йоркширский терьер терракотового окраса.

В последнее время он, однако же, подумывал, не завести ли интрижку. Известная лондонская художница, прославившаяся своими пейзажами в багровых тонах, достаточно откровенно намекала на такую возможность. Она даже подарила Скотланд-Ярду картину, специально оговорив, что хочет видеть ее висящей не иначе как на стене кабинета Джона Робертсона. Чтобы тот любовался на закатный пейзаж и вспоминал ее имя.

Вот только новый инспектор, этот бледный и худой хлыщ, ей тоже отчего-то понравился. И свою самую свежую картину она вручила ему лично в руки. После чего Джон видел их прогуливающимися вдоль леса.

Что ж, ничего. Этот тип уберется из участка с позором в самое ближайшее время. Ему никогда не раскрыть убийство. Но пусть постарается. Пусть станет посмешищем.

- Не то чтобы тупик, просто взаимные обвинения двух…

- Тупик, тупик! – перебил инспектора Робертсон. – А все почему? А все потому, что вы не удосужились поинтересоваться мнением профессионала. То есть моим мнением! А я, между прочим, вечером того дня, когда убили сиротку, я выгуливал своего замечательного йоркширского терьера по деревне и раздумывал, кто же виновен в убийстве. Просто шел себе – и тут в меня врезался с разбегу этот мальчишка!

- Какой мальчишка?

- Да брате ее! Какой же еще, тупица? «Эй, мальчик, смотри куда идешь!» – сказал я. «Дяденька, это вы смотрите, куда идете!» – отозвался наглец. Я разозлился и закричал:

«Да как ты смеешь говорить мне такое! Это ведь ты врезался в меня!». А негодяй просто пожал плечами и побежал дальше.

- И что?

- А то! Тогда-то я и понял, что он убил собственную сестру. Прирожденный убийца, не способный себя контролировать! Я таких за версту чую. А бежал он, потому что боялся, что его арестуют. Если бы со мной не было терьера, я бы бросился за мальчишкой в погоню. Но с терьером на руках – сами понимаете…

- При всем уважении, - инспектор трудом сдержал улыбку. - Того, что вы рассказали, не достаточно, чтобы подозревать мальчишку.

- Ах, недостаточно? Тогда, возможно, наш уважаемый Эксперт убедит вас? – Джон Робертсон кивнул на старика, попивавшего чай за соседним столом в участке. - Он, между прочим, исследовал трупы уже тогда, когда вы только на горшок учились ходить!

- Я с удовольствием выслушаю экспертное мнение, - спокойно отозвался инспектор. – Что вы имеете мне сказать, сэр?

- О! Для начала, хочу сказать - вы просто не представляете, как я был счастлив, когда узнал, что у меня опять есть работа! Это просто безумие! Мне шестьдесят лет, и я кому-то ещё нужен!..

- Сэр, посерьезнее, пожалуйста. Приступите к делу.

- Прошу меня извинить. Итак, как вы уже знаете, тело девочки нашли в лесу с воткнутой в глаз серебряной вилкой. Первое, что я заметил, – никаких следов сопротивления или борьбы на ее теле не было. Вилка, извлеченная мной из глаза, имела необычную форму: немного изогнута, а зубцы соприкасались. Предполагаю, что это было сделано специально для метания. Брат девочки, по словам директора приюта, в свободное любил метать вилки в мишень. Мишень мне обнаружить не удалось. Однако не далее чем час назад я обнаружил небольшое отверстие в стволе дерева. Предполагаю, там был вбит гвоздь, на котором и висела мишень. Я думаю, девочка попала под удар случайно. Просто выскочила в самый неподходящий момент. Вилка летела в мишень – но угодила ей в глаз. Об этом говорит и угол, под которым она вошла в глазницу. И тот факт, что высота, на которой располагалось отверстие в дереве, практически точно соответствовала уровню глаз жертвы, если поставить ее вертикально. То есть мальчик, вполне вероятно, убийца. Но убил ее ненамеренно. А потом испугался и сбежал.

- Спасибо, сэр. Это очень ценные сведения. Но, коль скоро, мальчика у нас нет, я пока займусь другой имеющейся зацепкой.

- Какой еще зацепкой? – презрительно уточнил Джон Робертсон.

- Помощником повара, которого упоминал дядя жертвы.