История одного кризиса
Мама уже подросшей, а когда-то двухлетней девочки, вспоминает, как ей удалось пережить пресловутый кризис двух лет и что она из этого опыта вынесла.
Наталья Калашникова
Возрастной кризис у ребенка — это когда вдруг привычные, эффективные модели взаимодействия (= разрешения сложных ситуаций) перестают работать. Сначала ты понимаешь, что что-то пошло не так, ребенок поломался, или что? Вроде уже удавалось с ним договариваться.
Потом с большими или меньшими страданиями переживаешь свое бессилие. А потом — либо случайно, либо в отчаянии, либо после прочтения гор книг и гигабайтов статей, либо после беседы со специалистом — тебя осеняет. И дверца открывается! Заработало!
Я не сразу поняла, что это такое. В два с половиной года дочка пережила общий наркоз. И когда она первый раз (через день после наркоза) начала вечером истошно кричать «не бай, не бай!», я решила, что она просто боится засыпать. Я объясняла ей, что мама рядом, что больше никто ничего не будет с ней делать, что мы спим в своей кровати и проснемся тоже в своей кровати.
Я тогда еще верила, что на малышей действуют логические аргументы, что поговорить — это лучший способ коммуникации вне зависимости от возраста собеседника.
В конце концов я взяла дочку на руки, начала качать и вместо «баю-бай» пела «не бай — не бай». Кажется, на мотив старой песни «Кленовый лист». И девочка затихла.
Но и тогда я еще ничего не поняла.
И когда дочка под конец прогулки начинала кричать «не домой! не домоооой!», я ее уговаривала, я предлагала ей идти домой другой — дальней дорогой, то есть гулять в сторону дома. Гулять в сторону дома — это был привычный способ увести ребенка с прогулки на протяжении нескольких месяцев.
Но гулять в сторону дома тоже не помогало, дочка продолжала истошно кричать: «Не домой!». Однажды я взорвалась: «Не домой, не играть!». Малышка тут же переполошилась: «Домой! Игать!». Она начала заглядывать мне в глаза: «Домой? Игать?».
Это было прозрение.
Мы потом еще несколько месяцев так и разговаривали — «не ням!», «не собираться не в гости», «не читать книжки». До тех пор, пока дочка на мое очередное «Мася, не идем не ням!» не ответила: «Мама, я просто хочу суп» («Пйосто хоцу сюп»). Уф, перевалили перевал, переплыли Атлантику (кролем или брассом, иногда по-собачьи), можно выдохнуть.
Переодеться перед сном — война. Одеться ехать в гости к любимой родственнице — война. Вымыть руки перед едой — война. «Нет! Нет! Неееет!!!».
Осенило тоже неожиданно. На ор в комнату зашел отец, спросил у меня — что такое? Я ответила просто: «Мася протестует!». Мася на несколько мгновений замолкла, посмотрела на меня, на отца.
Потом начала протестовать с удвоенной энергией, с чувством исполняемого долга на лице и хитринкой в глазках, — играть так играть!
Я была очень уставшая. Мне было все равно, мне хотелось только надеть на нее пижаму. И я сказала: «Слушай, Мася, давай я тебя сейчас одену, а протестовать ты будешь потом. Мы ляжем, я тебе скажу, а давай я почитаю тебе Айболита, а ты будешь кричать, что нет, не хочу айболита, неееет! Давай?».
Мася заволновалась, настороженно засмеялась. Поскольку смешанные чувства она испытывать была еще не в состоянии (еще не отросли нужные отделы в головном мозге), то есть осмысливать предложение, бояться, что останешься без сказки на ночь, и в то же время протестовать ей было трудно, она дала себя одеть.
Главным было не забыть напомнить ей, когда легли, об игре и потребовать от нее протестов в обещанном месте.
Работало почти безотказно. То есть в более чем половине случаев, а это, согласитесь, немало.
Дочка кричала, мне казалось, почти постоянно. По любому поводу, при любой неясности открывала рот и: «Аааааааа!». Ни мы, ни соседка-старушка пережить этого уже не могли. Особенно когда из-за криков у нас сбивался режим дня.
Поводом для крика могло стать что угодно. Играли в прятки и не поискали девочку за креслом, а только под креслом, в то время как она пряталась за папиной ногой.
Не смогли упаковать банан в кожуру обратно. Надели на ребенка не ту майку или дали не ту ложку (не ту, что она молча имела в виду). Яблоко оказалось не того цвета, а книжка открылась не на той странице.
Напишите в материнский форум вопрос, из-за чего кричат ваши двухлетки, и получите сотни историй, подобных нашим.
Короче, нас надо было спасать. Масю — нет. Ее саму ее ор не напрягал и не изнурял. Она не слабела, не «отключалась» после крика. Просто замолкала и жила себе дальше. Но замолкнуть могла через 20 или 40 минут.
И мы говорили, что сейчас кричать не надо, мы в доме не кричим, мама не кричит, папа не кричит. И Мася не кричит. Не кричит!!! А вот выйдем на море, там и покричишь (мы тогда жили не в Москве и даже не в России). А вот пойдем в выходной гулять, и покричишь.
Очень важно было, когда выходили в безопасное место, напомнить девочке, что надо покричать. Надо. Обещали же. Кричи, Мася!
И вот однажды… Однажды она спросила: «Мама, а мы сегодня пойдем на пляж? Я хочу покричать!». Как я была горда своей дочерью в тот момент! И еще я поняла, что все, она перестала быть младенцем, она вдруг — в одну ночь — превратилась в просто ребенка.
Это был сильный опыт для нас. Мы учились смотреть не на внешние проявления, а в глубь — не на поведение ребенка, а на то, что за этим поведением стоит.
Мы показали дочке, что она может не беспокоиться, что все под контролем. Что мы надежные, устойчивые, что мы выдержим любую ее качку. И вот она вынырнула из своего младенчества, в одночасье перестала говорить о себе «Мася», а стала говорить «я», к нам с отцом обращаться на «ты».
Кризис «нет» иногда называют первым проявлением воли ребенка. Но это не воля.
Это попытки как-то справиться с просыпающимся чувством своей отдельности от родителей, понять, почувствовать, обозначить свое место в семье, свое отдельное место. Это начало так называемого кризиса трех лет — кризиса самоосознания.
Сейчас дочке пять. Она, похоже, в другом кризисе — учится управлять собой, учится сама справляться со своими эмоциями и чувствами. И я снова не во всем за ней успеваю. Снова привычные модели перестали работать. Я пока мечусь между сводящим меня с ума бессилием и озарениями.
Вот вчера мне удалось ее уложить спать нормально, но что это было — случайность или найденный наконец путь? Пока не знаю. Если это не случайность, а наш с ней инсайт, я обязательно расскажу вам об этом. Когда-нибудь. Когда смогу на какое-то время выдохнуть и сосредоточиться… Когда-нибудь я смогу выдохнуть и сосредоточиться. Я в это верю.
Моя любимая психолог Лиана Натрошвили как-то сказала: «Родители должны выдерживать своих детей». Мне кажется, это очень глубоко и очень сильно. Дети растут и не всегда могут справиться с тем, что с ними происходит, не всегда могут выдержать это сами, без помощи.
Тогда за них должны справляться мы, выдерживать должны мы. Только так мы поможем им пройти через кризисы роста и стать нормальными, адекватными, милыми детьми, с которыми можно даже договариваться. До следующего кризиса. И так до тех пор, пока они не станут взрослыми. А какими они станут взрослыми — зрелыми или не очень — зависит в том числе от того, выдерживаем мы их или нет.
Изначально этот текст был опубликован на сайте проекта Мамсила.
Слушайте подкаст от редакции