«После войны никто не ударит дитя»
Януш Корчак — врач, писатель, педагог, основатель «Дома сирот», не бросил своих воспитанников даже в газовой камере. Он доказал, что его слова о любви к детям — не пустой звук. А еще подарил всем нам свои книги. Мудрые, философские, заставляющие задуматься. Мы выбрали пять «золотых» произведений Корчака, к которым наверняка захочется вернуться.
Книга пронзительная, философская и сентиментальная. Ребенок у Корчака непонят, одинок, чужд миру взрослых. Сердце сжимается от величия и одиночества детской фигуры. Из тех книг, к которым возвращаешься и делаешь пометки на полях.
Иной раз впечатлительный ребенок выдумывает, что он — подкидыш, чужой в родительском доме. Так и есть: тот, чей образ он повторил, век тому назад умер.
Ребенок — папирус, убористо заполненный мелкими иероглифами, ты сумеешь прочесть лишь часть их, некоторые же тебе удастся стереть либо вычеркнуть и наполнить своим содержанием.
Страшный закон. Нет, прекрасный. В каждом твоем ребенке он кует первое звено в бессмертной цепи поколений. Ищи спящей частицы себя в этом твоем чужом ребенке. Может, ты и найдешь ее, даже, может, сумеешь развить.
Книга составлена из цикла одноименных бесед по польскому радио. В ней можно познакомиться с добрым и мудрым писателем. Он, ироничный и чуткий, будто бы оживает перед глазами, о серьезном Корчак говорит с мудрой и понимающей улыбкой. Содержит живые зарисовки и практические советы.
[Корчак беседует с ребенком с трудностями в поведении] Давай, попробуй: программа исправления и лицом к вежливости. Я уже знаю тебя настолько, насколько человек человека способен понять. Намерения у тебя благие, но ты совершаешь тактические ошибки, так что — небольшие коррективы…
Он брови нахмурил. Замечаю напряжение мысли. Сосредоточен. Слушает. Есть эффект. — Я продолжаю: — Ты уже большой и умный парень… А он вдруг перебивает: — Какой Вы хииитрый. Вы мне это гоните, чтоб я мамочку слушал. Ищите дураков. Тогда я говорю: «С возрастом рассосется. Советую оставить его в покое»…
Манифест, в котором Корчак призывает уважать личность ребенка. Разбирая отдельные аспекты: уважение к его потребности в деньгах, незнанию, праву на познание.
Уважайте неудачи и слезы! Не только порванный чулок, но и поцарапанное колено, не только разбитый стакан, но и порезанный палец, синяк, шишку — а значит, боль. Клякса в тетрадке — это несчастный случай, неприятность, неудача.
«Когда папа прольет чай, мамочка говорит: „Ничего“, а мне всегда попадает».
Непривычные к боли, обиде, несправедливости, дети глубоко страдают и потому чаще плачут, но даже слезы ребенка вызывают шутливые замечания, кажутся менее важными, сердят.
Слезы упрямства и каприза — это слезы бессилия и бунта, отчаянная попытка протеста, призыв на помощь, жалоба на халатность опеки, свидетельство того, что детей неразумно стесняют и принуждают, проявление плохого самочувствия и всегда — страдание.
Еврейских мальчишек из бедных кварталов отправляют на лето в деревню с воспитателями из «Общества летних колоний». О жизни лагеря и рассказывает Корчак. Потрясающие зарисовки о детях, впервые в жизни увидевших бабочек и жеребенка.
В Михалувке был справедливый суд, хранилище для мальчишеских сокровищ, неравнодушные воспитатели и бесконечное уважение к детям. Бесценный практикум от вдумчивого и чуткого педагога.
А одного из воспитателей, как я уже говорил, уму-разуму научили овцы. Дело было так. — Идемте, дети, я вам расскажу интересную историю, — сказал как-то ребятам этот воспитатель. И ребята целой толпой, человек сто, подбежали послушать этот рассказ.
— Сядем здесь, — предлагает один. — Нет, пойдем подальше в лес, — говорит воспитатель, гордясь тем, что столько ребят идут за ним, чтобы его послушать.
И так дошли они до самой опушки, и расселись тут большим полукругом.
— Не толкайтесь, я буду говорить громко, всем слышно будет, говорит воспитатель, а сам доволен, что ребята толкаются и ссорятся, стараясь сесть как можно ближе, чтобы ничего не пропустить.
— Ну, тише, начинаю. Однажды… Вдруг Бромберг, тот самый, у которого на блузе только петли, а пуговиц ни одной, повернулся, привстал на одно колено и, глядя вдаль, объявил тоном человека, который не может ошибиться: — Вон овцы идут.
В самом деле, по дороге гнали стадо овец. Овцы шли в облаке пыли, беспорядочно толкаясь, смешные, пугливые. И ребята, все как один, сорвались с места, забыв про интересную историю, и помчались смотреть на овец.
Воспитатель остался один. В эту минуту ему, правда, было не по себе, но зато с тех пор он меньше верит в свой талант рассказчика и потому стал скромнее, а значит, и умнее. Овцы научили его уму-разуму.
В этой повести-фантазии Корчак снова оказывается мальчишкой, и, благодаря помощи доброго гнома, предлагает читателям посмотреть на детскую жизнь взрослыми глазами. Вы просыпаетесь и понимаете, что снова стали ребенком, не потеряв прежнего опыта и знаний. Но в жизни ребенка, оказывается, есть не только беззаботное счастье, но и переживания, страхи и тревоги. Осознав, как иногда трудно быть ребенком, легче понять своих детей.
Боюсь. Неприятно бояться. Если бы я был взрослый, я бы не боялся. Никто бы примеров у меня не списывал. А раз я ученик и товарищ меня попросил, не мог же я ему отказать. Он бы сразу сказал, что я эгоист, только о себе и думаю. Сказал бы, что я хитрый — хочу, чтобы учительница только меня одного хвалила…
А теперь мчусь так, что ветер в ушах свистит. Я вспотел, но это ничего. Хорошо, весело. Я даже подпрыгнул от радости и крикнул:
— Как здорово быть маленьким!
Два раза мне пришлось испытать страх: один раз, когда у меня Ковальский тетрадку взял, другой раз — с директором. А ведь с директором это еще не все, и я не знаю, как мне быть.
Ну и натерпелся же я стыда, когда меня, как вора, за шиворот держали. Взрослого ведь никто не хватает и не трясет, когда он нечаянно кого-нибудь толкнет. Правда, взрослые осторожнее ходят, но все-таки иногда это с ними случается.
Впервые текст опубликован 28 июля 2017 года.