Долгое прощание - Часть 2

ВТОРАЯ ЧАСТЬ...  (первую часть читайте здесь)

СЫН

Я всегда так мечтала о детях, что завидовала даже своей беременной кошке. Мне казалось – со мной не может произойти ничего столь прекрасного, как беременность. А когда произошло, я старалась делать все правильно. Начинать день его с клетчатки, заканчивать кисломолочным… А сейчас читаю, что кока-кола растворяет ржавчину, и живо представляю, как она разъедает стенки желудка моего сына. Стенки того самого желудка, о котором я так заботилась! Кошмарная картина. (Отнимать? Никогда не давать денег? Рассказывать о вреде здоровью?)

А свежий воздух, за который я боролась? Прогулки, очистители воздуха, летом – обязательно на море, чтобы дышал, чтобы набирал в легкие кислорода! И что? Теперь он в них курит? Ах да, он теперь взрослый. (Угрожать? Чем? Пугать раком? Импотенцией? Инфарктом? Своим инфарктом?)

Да, да, мы с его папой очень хотели сделать все как надо и, кстати, так и делали. Кормили, гуляли, купали. Мы старались и знали, что он – это невероятная удача и грандиозное вознаграждение нам за то, что мы хорошо себя вели и любили друг друга. И когда было трудно (первый год ведь всем трудно), мы говорили: «Он родился только потому, что мы этого захотели. Если бы не мы, у парня не было бы проблем. Но мы встретились, он родился, и уж теперь мы не подведем». Это было чудесно, забавно и очень ответственно.

А однажды, помню, туплю на работе после какого-то отвратительного дня, собираюсь окончательно расстроиться и вспоминаю, что Гас сидит сейчас в своем маленьком стульчике на кухне, в вязанной жилетке и носках, и ест свою первую в жизни изюминку. И понимаю, что это важнее всего. И рабочие неприятности на фоне этого события сразу бледнеют и тухнут.

А теперь он говорит: «Так мило, когда ты пытаешься драться!» Или, что хуже, сидит на диване с планшетом и огрызается.

Теперь это просто взрослый человек, к которому ты чувствуешь большую любовь, а вернее нездоровое бессознательное обожание, которому ты уже обязательно что-то испортила (и ему будет, что рассказать своему психоаналитику про детство), в чье пространство тебе нельзя вторгаться и которому ты никогда не можешь позвонить, когда скучаешь, – чтобы не портить еще больше. У него свои дела и маршруты, у него *****витая блондинка на экране телефона, и уезжая в трехнедельную экспедицию, он надевает жуткий камуфляжный костюм, взваливает на себя 25-килограммовый рюкзак и говорит: «Не надо меня провожать».

Может, надо было догонять его с криками: «Ты забыл влажные салфетки!» Обнимать на перроне, просить, чтобы был внимательным, старался не промочить ноги, не забывал про ГОЛОВНОЙ УБОР? Ведь, наверное, пока у него есть я, и я помню, каким было то родимое пятнышко и та изюминка, мне нужно быть в образе, и говорить то, что говорят все мамы на свете. Что-то мудрое, доброе и афористичное.

А я опять послушалась и не пошла на вокзал. Потом оказалось, что только я одна. Всех остальных мальчиков провожали.

И вот он уже давно вернулся, а я никогда не перестану жалеть, что не проводила…

ДОЧКА

Асин облик, он словно через кальку — матовый, пепельный, бледный, фарфоровый. И еще мраморный, если мрамор бывает горячим, и сразу таким, что уже отсекли все ненужное.

Ася — акварель, которую нарисовала английская барышня, героиня Джейн Остин. А вокруг газон, много простора и воздуха.

Асины глаза – это то, что в литературе называют «цвета дождя», иногда полупрозрачные, иногда темные и мокрые, как дождевая вода в старой бочке.

Все это совсем не похоже на меня, и мне кажется, я высидела в своем гнезде яйцо каких-то чужих птиц. Инопланетных – в палевом оперении.

Когда она была маленькая, я смотрела в её глаза и думала «потемнеют», но надеялась, что нет. И они остались светлыми. Когда она была маленькая, было сразу видно, что это девочка: по локотку, показавшемуся из пеленки – абсолютно женскому круглому локотку с ямочкой. А сейчас и коленки – круглые.

Асины волосы – это то, что в литературе называют – цвета опавших листьев. Цвета шкурки пумы, цвета речного песка… Темные, но все-таки русые волосы, сливающиеся с ландшафтом. И вся она с рождения – это ровное и неясное свечение, то проступающее в воздухе, то растворяющееся в нем. И самое яркое в этом свечении — медный отсвет ресниц. Его видно только на солнце, или когда она молчит, или спит…

Асин облик – он весь округлый, и младенческий и женский одновременно, ангельский в общем… Артикуляция неправильная, артикуляция с характером, прихотливая и волевая. А эти маленькие ушки-ракушки, эти ямочки на щеках, эти легкие родинки, изгиб шеи и колечки волос – как небо на картине Ван Гога. И пухлые пальчики, как у нимф на сервизах «Мадонна»! И тут тебя эта Мадонна трясёт и орет в лицо: «Мама! У меня дырка на колготках! У меня прыщик подмышкой! У меня ожог облееез! Что будем делать? Ты вообще меня видишь?» И рыгает.

У нее стальной, железобетонный характер. Характер – кремень из разряда «уж если я чего решил»… Ей нужно много внимания, много подчиненных, много информации о происходящем, вообще много всего. У нее в голове командный пункт, у нее в руках по пульту управления, в ее встроенных колонках звучит марш и трубит горн. Перед ее мысленным взором цифры, факты и особенно чады и домочадцы выстраиваются в шеренги и бодро маршируют в указанном ею направлении. Она обожает планирование на год вперед, гугл-карты и знать точное время – периодически уточняет диспозицию. «Что будешь делать? Какие планы?» и если планы не совпадают с ее собственными, она уже 10 лет недоумевает, как такое могло случиться?

Чуть зазеваешься – и вот тебе уже "дадено" задание, назначен срок выполнения, оговорены санкции в случае нарушения. Вот что значит засмотреться на ресницы, перестать слушать и промычать невпопад. Мычание принимается за согласие, и через неделю на совещании за завтраком раздается: «Как? Мы не идем менять стекло на моем телефоне? Мы же договаривались!»

Все карманы забиты фантиками, где ни сядет – вокруг сразу кучки из мандариновых корок, огрызков, блокнотиков с распорядками дня («завтрак – омлет, хлопья, сырок. Свободное время. Сон.»), носками, моим лаком для блеска ногтей – я так и не собралась им воспользоваться, а она — да! И всем прочим, присыпанным стружкой из точилки для карандашей…

Уроки делает мгновенно, пока я задумчиво полощу чашку. Скучное, типа уборки, не делает вообще. И страстно борется за то, что больше никого не интересует: «я сама буду катить тележку в Ашане», «я сама наберу код подъезда», «чур, я расставляю все красиво в холодильнике», «и баночки с шампунем в ванной!».

И вот сделает уроки, расставит баночки, запишет в блокнотик меню завтрашнего завтрака и уже стоит, фыркает, бьет копытом, хочет в атаку. Боже мой, где я и где атаки? А стараюсь не попадаться на глаза – сразу настигает.

Когда, намереваясь передохнуть, я пробираюсь на кухню с книжечкой и, стараясь особо не шуршать, пытаюсь сварить себе кофе, она уже тут – в наушниках, с телефоном в кармане, с болячкой под носом, роняет стул, откусывает мой тост, крошит половину на пол, включает телек – канал «Пятница» и спрашивает: «Что ешь? Я хочу жареной картошки… С мясом».

С Асей нелегко. Слишком большая разница между ее рафаэлевым обликом и начинкой железного дровосека. И то и другое досталось мне в готовом, совершенно законченном виде и в том твердом состоянии, из которого лепить невозможно. Откуда взялась, куда направится? Что победит, что выстрелит – внешность, воля, характер? Что в конце концов имеет значение? Только любовь. И что я могу ей дать? То же самое. Только вдруг этого мало. Только любовь.

СНОВА СЫН

Наша единственная свадебная фотография, где мы с его папой стоим в ЗАГСе возле облетевшего фикуса, лежит у Гаса в портмоне в одном отделении с запасным презервативом. «Смотри, - говорит, – мам, как вы из кармашка смешно выглядываете, и как бы намекаете: предохраняйся, сынок!» Застегивает куртку и уходит. А я стою перед дверью и думаю: что это было? Уже недопустимое панибратство или доверительные отношения?

Я часто так стою и думаю, и тооолько хочу дать отпрыску по мозгам, как вспоминаю советы специалистов. А там все так устрашающе. Сейчас везде пошла тема, мол, в отношениях с детьми главное – безусловная любовь. «Не надо ничего делать специально – достаточно их ПРОСТО ЛЮБИТЬ». И конечно же «Принимать такими, какие они есть». И их взросление, и их скорый вылет из гнезда сразу иметь в виду - прямо с памперсов. Еще следить за тем, чтобы не навязывать свою волю, не транслировать свои ожидания, не поучать и не давить - ведь «им и так тяжело».

А нам?

Или вот еще: «Если вы хотите узнать, как помочь своим детям, – отстаньте от них!» (Джордж Карлин) А, да?

Я читаю книги и статьи про психологию детей, детство, отношения, я даже сама их пишу. Родители во всех этих статьях – это такие болячки на теле свободной личности ребенка. И еще помехи его развитию - путаются под ногами, делают неуместные замечания и награждают комплексами.

Открываешь советы по общению, а там сплошь «не лезьте к нему с разговорами, пока он сам вас не спросит», «не делайте замечаний», «не контролируйте! Доверие ключ к вашему будущему благополучию». И описываются кошмарные последствия родительских ошибок. Плюс воспоминания звезд, цитаты из биографий и истории из жизни, где родители беззастенчиво искалечили, изуродовали, испоганили детство и продолжают портить взрослость... Полный трэш.

Все эти советы убили мою уверенность, мою веру в интуицию, сбили с толку… Читаешь-читаешь и начинаешь думать, что оптимальный вариант – вообще не попадаться детям на глаза. Спрятаться, чтобы не навредить. Не сорваться, не спроецировать свои страхи, не ляпнуть бестактность, не нанести психотравму. Оно ведь так все отзывается, так сказывается на его будущем…

Самый верный поступок меня как матери по отношению к Гасику как к сыну я совершила необдуманно и случайно: пришла мыть окна в его классе в джинсах и кедах. Причем старых. И авторитетные девочки в школе меня увидели и одобрили. И написали Гасу прямо в тот момент, когда я стояла на подоконнике и терла стекло газетой, что типа «мама – зачот». У них все быстро в плане коммуникаций.

Это было года четыре назад. И с тех пор он больше не одобрил ни один мой наряд, и ни один мой поступок. И только когда я шла на родительские собрания, контролировал во что я одета и говорил одно и то же:

В таком роде. Но я стараюсь пережить этот пресловутый подростковый возраст с минимальными потерями для обеих сторон и надеюсь на лучшее.

А девочки, кстати, ко мне лояльны, они сразу тогда и зафрендили меня в ВК, и с тех пор читают, иногда шлют Гасу одобрительные отзывы о моих постах и, бывает, делятся моими публикациями с мамами. Мне очень приятно.

Но я только сейчас поняла, что пока ты родитель, ты вечно будешь растерян и жалок. Правильно говорят, что в отношениях с детьми не надо включать «родителя», надо оставаться взрослым.

Обычно не получается.

А если получается, то случайно.

И стоишь перед ним, рассказываешь про пользу чтения и вред курения, про шапку на мороз и компьютерные игры в ночи, а он дослушивает и говорит: у тебя щека в чем-то испачкана.

Вот и весь пафос.

С другой стороны, говорят психологи, если родитель только кормит, одевает-обувает и сопли подтирает – это не воспитание и уж тем более не общение, а тупо «только уход». Я так поняла - только уходом занимаются самые отсталые – в эмоциональном, а, возможно, и в умственном плане родители. И никак не могу придумать, как оставить детей в покое, чтобы уж точно не травмировать. И как разговаривать на отвлечённые темы, чтобы с моей стороны это не был «только уход». Как выражать свои эмоции, чтобы дети знали, что они у меня в принципе есть, но в то же время, чтобы потом не хотелось взять все свои слова (и вопли) обратно. Как не транслировать, не навязывать, не контролировать, не бояться. Именно потому что я их люблю – я не знаю. Люблю ПРОСТО и БЕЗУСЛОВНО.

И вот переживаешь, трясешься, говоришь не те слова, а 15-летний ребенок в ответ веско замечает: «Ты ведешь себя не по-взрослому!» А я не знаю, как это – правильно, по-взрослому, без нанесения ущерба. И рядом нет тех, кто точно знает и уверен, а есть только эти дурацкие книжки, статьи и последние исследования английских ученых. А они показывают все время разное!

И ведь это у многих так. Отцы слились, а если и на месте, то так же не знают, как не навредить (либо самоутверждаются и вредят, нисколько не боясь покалечить). Растерянность царит в рядах родителей, у них полно вопросов, на которые все отвечают по-разному. По-новому, по-старому, традиционно, неожиданно. И как знать, на что опираться, если нет под рукой ветвистых семейных традиций, образца поведения, нет старших мужчин, дедушек-бабушек, большой семьи, большого дома… А есть только ты и твой мальчик. И уязвимость – твоя и его. И надо напоминать себе, что ты - взрослая, ты его МаДь. И это твои представления о добре и зле он впитает, и твои слова когда-нибудь станут его «внутренним голосом».

Я думала, это естественно происходит - воспитание. Что дети – это как изложение собственной жизни на чистовик. Что можно читать им хорошие книжки, целовать в макушки и попки, вдохновлять на поступки собственным примером и заразительно смеяться. Молчать о нехорошем, прятать некрасивое, не вносить в дом неполезное, а сложное разъяснять – мудро и своими словами. То есть, с одной стороны вкладывать, с другой – ограждать. И получится человек - новый, чистый, шелковистый, твой собственный.

А оказалось, что ничего он не слышат из этого – читай, чисти зубы, надень тапки. Зато рождается с целым набором уже готовых склонностей, предпочтений, антипатий, талантов, ужимок, со страхом воды или высоты, способностей к языкам и тягой к женскому полу. И где-то глубоко внутри у него уже записан и ваш развод, и развод бабушки с дедушкой, и может даже гибель прадедушки в застенках ЧК. И не хочет он книжки и все, что ты считаешь хорошим, – не хочет. И ты ничего не можешь с этим поделать. Он хочет смотреть обзоры игр на youtube, следить за видеоблогами, которые ведут 18-летние миллионеры. А рубашку, которая тебе нравится, не наденет ни за какие коврижки. Зато все время будет есть чипсы, резиновый мармелад, жвачки, пить колу – короче, все с добавками, чуть ли не ядовитыми. Молчать? Втирать про здоровое питание? Показывать собственным примером? Показываю. Съедает мое здоровое, выходит и покупает все остальное.

Как его оградить, если весь внешний мир набит рекламой пищевых добавок – яркой, красивой, со звездами футбола. А еще это, мое любимое - «Ограничивайте его пребывание в сети». Да у них в школе вай-фай! Коллизии - «Отцы и дети» отдыхают. «Надо просто любить». Прекрасно.

Думаю, ладно, отпускаю ситуацию, доверяю и не буду одной из этих мамочек у которых сЫночки. «СЫночка моя! Ты съел бутербродик? А носочки в ботиночки поднадел?» Решила не класть всю себя на алтарь служения детям, чтобы они потом не говорили, что мать «растила нас изо всех сил, так как личная жизнь у нее не сложилась». Окей. У меня много дел, отношений, ИНТЕРЕСОВ и задач, помимо заботы о детях. И взросление сына я стараюсь принять. Я над этим работаю и понимаю, что принять его невозможно. Но можно сделать вид, что принимаешь. Видимо, хорошие мамы делают вид талантливо, плохие говорят: «почему я должна?» и дают подзатыльник. Я пока посередине.

Ну не могу я талантливо отреагировать на его одобрительное: «у Маши попа как орех. Да же?». (Варианты реакции:
1. «И то правда»;
2. «Женское тело – это храм, и сравнение с орехом мне не нравится»;
3. Просто любить)

И не могу талантливо промолчать, когда нахожу сигареты (нет, не специально шарю по карманам, просто натыкаюсь). Я сначала ору: как? Ты куришь? Как ты можешь? Потом вспоминаю, что надо говорить о своих чувствах, а не о его моральных качествах, путаюсь, не могу сформулировать «я-высказывание» (по Гиппенрейтер) и в результате заканчиваю чем-то средним: «Ты хоть понимаешь, как глупо я себя чувствую?» И это риторический вопрос, потому что ясно, что не понимает.

- Мы тут обсудили с друзьями, у всех мнение одно – мы последнее нормальное поколение. Все, кто младше – отморозки полные. Их ниче не волнует! Музыку слушают отстойную, обсуждают какие-то тупые темы. Асин одноклассник бывший, Сашка, состоит в 438 группах в ВК, и когда они еще в третьем классе учились, штук пятнадцать из этих групп были с порнухой – фотки, видео… А сегодня ко мне подошел пацан из шестого, понимаешь, из ШЕСТОГО класса и попросил сигарету!

Или вот он взял и неожиданно напился. Может, только для меня неожиданно. Причем на дне рождения моего друга, его старшего товарища. Мужчины в компании смеялись над моей растерянностью, просили даже не сметь ругаться и нервничать, очень смешно вспоминали, как кто в первый раз пил, пьянел и попадался родителям. Всем было очень весело. На следующий день звонили вдогонку и спрашивали: «Ты же не пыталась его воспитывать, когда он проснулся?» «Дай ему повзрослеть!», «Ему нужна нормальная мужская встряска!» Они были на его стороне. И предполагали, что я представляю вражеский женский лагерь.

Ну я промолчала. А то одно неверное слово, и вот ты уже мать-погубительница.

А потом он вернулся с новогодних гастролей и прямо с порога побежал смотреть, какие подарки Дед Мороз или кто угодно положил ему под елочку. Ну натурально! Прямо с вокзала, прямо в ботинках. А Дед Мороз ничего не положил, потому что он же думал, что мальчик вырос и больше заинтересован в наличных, чем в перевязанной ленточкой коробочке под елкой. Я переоценила его взрослость.

А еще было так. Вышла из душа, ночь, все спят, тишина, добралась до кровати, - и тоооолько собралась упасть, как - раз, и снизу кто-то хватает меня за ногу! Сердце в пятку, а это не кто-то, а взрослый сын, который в целом доволен операцией, но вылезая из-под кровати, высказывает и нарекания: «Че ты так долго из ванны не шла? Я тут час лежал, чуть не заснул». Чтобы схватить меня за ногу. А я вообще думала, мы с ним в данный момент не разговариваем - не помню из-за чего, кажется из-за сидения «в телефоне» за обеденным столом.

Естественно, потом полночи не спала от испуга и всяких мыслей. Как же так исхитриться – и отпускать, и признавать его взрослость, и поддерживать мужчинкость, и позволить наделать ошибок, и набить свои шишки, и тут же класть подарки под елку, помня, что он ребенок? Как разговаривать – чтобы не читать нравоучений и не впадать в панибратство, не курить с ним на лестнице… И как не делать замечания в грубой саркастической форме, а разговаривать уверенно, спокойно, авторитетно и «повторять все только один раз» (по Лабковскому).

Как «уметь себя поставить», чтобы «я только взгляну» - а все уже знают, что где-то облажались, и бегут исправлять. И как никогда не спрашивать об уроках, оценках, «о чем ты только думаешь», «от этого зависит твое будущее, а ты…» А в особо поворотных моментах уметь сформулировать, чтобы он потом своим внукам рассказывал: «на всю жизнь я запомнил, как мать мне сказала»… А пока как перестать чувствовать себя, будто на экзамене, и самой больше всего на свете не бояться налажать?

В шестнадцать главная эмоция – ожидание, большие надежды, предвкушение подарков. Как будто жизнь – это грандиозный день рождения, который кто-то для него втайне готовит, придумывает сюрпризы. Мам, а какой будет торт? А свечи? А салют будет? И главное – кто придет в гости? Уже говорить, что я хочу? Ну, на День рождения ты еще сможешь ему что-то предложить… А дальше?

Дальше жизнь.

Сэлинджер придумал этот образ «стеречь ребят над пропастью во ржи». «Маленькие ребятишки играют вечером в огромном поле, во ржи. Тысячи малышей, и кругом - ни души, ни одного взрослого, кроме меня. А я стою на самом краю скалы, над пропастью, понимаешь? И мое дело – ловить ребятишек, чтобы они не сорвались в пропасть…» Он хотел их ловить. Мне кажется, материнство – это оно и есть. Сидеть над пропастью, стараться не свалиться туда самой, и если он бежит к пропасти, знать, что его единственный ловец над пропастью – это лично ты. И у тебя самой нет ловцов, есть только советчики.

А сколько не читай умных книжек с правилами, сколько не обещай себе не материться – с самыми близкими людьми в самые важные моменты – эмоции бьют по шарам, и все пропало. Особенно с детьми. Чаще всего. Почти всегда. Потому что эти люди – самые близкие, ты их любишь, а любовь – это, черт побери, чувство!

Оригинальный текст был опубликован на проекте СНОБ. Мы публикуем его с разрешения автора.