Я/Мы София Савельева: о праве школьника на ошибку

Время от времени в социальных сетях всплывают фотографии работ учеников младшей школы, которые учителя не стесняются в пух и прах разносить красной ручкой. Обычно под такими снимками разгораются яростные дискуссии: кто-то выступает против такой карательной педагогики, а кто-то считает, что иначе детей не научишь соблюдать правила и формальности, необходимые для успешной сдачи тестов и контрольных в будущем.

Вот и сейчас в Твиттере (кажется, в очередной раз) завирусилось фото обложки тетради ученицы второго класса московской школы. На ней учительница красной пастой исправила заполнение строк о принадлежности тетрадки конкретному ребенку. Выглядит тетрадь как поле боя — сплошные кровавые раны, смотреть на которые действительно физически больно.

Разумеется, среди пользователей Твиттера начался спор о корректности таких правок. И, по моим ощущениям, большинство участников обсуждения ситуации с тетрадью выступают на стороне учителя — мол, все правильно сделала, а дети ваши — беспомощные снежинки, которые ни заполнить собственные школьные документы не могут (судя по почерку, запись была сделана мамой девочки), ни справиться с негативными последствиями своих «ошибок».

Аргументы в защиту решения учительницы исполосовать красным тетрадь ребенка в основном такие: дети должны понимать, что в школе есть правила — и их надо соблюдать; дети должны слушаться учителя и делать так, как он говорит; дети должны знать, что за оплошность они будут наказаны. Ну и да, им следует учесть, что впереди у них учеба в университете и взаимодействие со структурами, которые будут требовать умения заполнять документы «по ГОСТу» — от приемной комиссии до похоронного бюро.

В общем, да, все как в том меме: родился, потерпел и умер. Только не забудь уведомить о своей смерти соответствующие инстанции заявлением установленного образца в трех экземплярах.

Скажу честно, я испытала недоумение, прочитав эти комментарии. Ни один из них не говорил о том, что главное в учебе — это не бюрократия и формализация всех процессов, а интерес ребенка к знаниям. Сплошные «дети должны» вкупе с «родители обязаны». Может, я, конечно, чего-то не знаю, но лично мне не встречались дети, которые бы почувствовали прилив мотивации, увидев свою тетрадь в таком виде. Я также не понимаю, почему стимуляцией к соблюдению правил должен стать страх наказания? А это именно оно — очевидно, что учительница хотела уязвить этого ребенка. Иного объяснения я такому поступку не вижу, уж простите.

Да, я слышала ремарку о том, что правильно заполненная обложка тетради или дневника позволяет учителю быстрее ориентироваться в папках и стопках, находить нужные бумаги, а также ускоряет процесс проверки домашних заданий и самостоятельных работ. Возможно, это так, — но тогда этому должно уделяться отдельное внимание. Больше рефлексии, понимаете?

Если учительнице важно, чтобы все тетради были заполнены абсолютно одинаково — как говорила наша преподавательница по математике, «строго обязательно», — об этом должно быть четко сказано и ученикам, и их родителям. И даже если в классе найдутся те, кто все эти проговоренные, «отлитые в граните», написанные у всех на лбу правила нарушит — а они найдутся, поверьте мне как человеку, который в каком-то смысле каждый день тоже проверяет домашние задания на работе, — это не значит, что они должны быть вот таким образом наказаны.

Почему нужно вставать на голову ученику, вот так невербальное указывая ему на его место? В конце концов, ребенок учится во втором классе, ему примерно восемь лет, он хочет гулять, ковырять в носу и тыкать в поп-ит, а не сидеть и правильно заполнять тетради, попутно получая невроз на ровном месте!

Ходить в школу, расти, взрослеть и постоянно быть в контакте с системой — это огромный стресс для маленького человека. Ему страшно — каждый день — то за одно, то за другое. А учитель, как проводник в этот тревожный мир ответственности и соблюдения правил, должен стать ребенку наставником, с которым нестрашно идти в это неизвестное будущее.

И про усталость и выгорание учителей я все прекрасно понимаю. Но это мы тут взрослые — родители и учителя, а значит, мы сами в ответе за свою ресурсность. Да, иногда ни у учителей, ни у родителей нет сил на то, чтобы терпеливо и сто раз на дню объяснять одно и то же, но это вовсе не дает нам право применять к ребенку какие-то унизительные методы воздействия.

Во-первых, это никогда не даст положительного результата. А во-вторых, что мы этим докажем ребенку? Что он никчемный, глупый и не в состоянии выполнить элементарных вещей? И зачем это нужно? Кого и когда такая мысль поддерживала и давала уверенность в своих силах?

Может быть, из-за того, что мы сами — жертвы вот этих вот нападений красных ручек на наши работы — мы не в состоянии требовать от системы уважать в нас личности, тех самых взрослых, ЛЮДЕЙ.

Да, перед требованием заполнить заявление по образцу мы все равны, но если мы допустили там описку или перенесли слово на другую строку, это не должно лишать нас субъектности к глазах тетеньки, которая пристрастно принимает наши бумаги. Она не должна чувствовать за собой права превратиться в училку с указкой, которая может приземлиться вам на голову — и кстати, вполне себе не фигурально.

Наше подобострастное отношение к бумажкам, формулярам и справкам берет свое начало вот там, за партой, где ты, как Грегор Замза, превращаешься в какую-то вошь, без права на ошибку, зато с кучей предъявленных к тебе требований. Длина юбки, цвет волос, две клеточки, красная строка, три шага влево — расстрел.

Каково это — быть маленьким ребенком в стенах школы? Где взять то самое «желание учиться», которое с тебя тоже постоянно спрашивают, если ты всю свою энергию направляешь на то, как бы не накосячить в тетради? Ребенок превращается фактически в раба бессмысленных ритуальных действий, которые — да господи боже! — якобы должны научить его ответственно подходить к заполнению документов в каком-то там будущем, которое он себя даже не представляет.

Хотите научить ребенка заполнять документы, сядьте и заполните с ним сто документов. Каждый день по одному. И объясните смысл того, почему это важно — желательно на простых примерах. Потому что то, что говорят сейчас пользователи Твиттера: что уметь заполнять формы в мире, где многое проверяется электроникой, критически важно, очень расплывчато звучит для восьмилетнего человека (Да вы как будто сами не были детьми и вас не бесила классика вроде «а в жизни у тебя никогда не будет с собой калькулятора»!). Какие такие формы, проверяемые электроникой, нужно заполнять ребенку? Нет, эти формы в его случае проверяет никакая не электроника, а живой человек — но реагирует он почему-то как взбесившийся робот.

Дайте ребенку право ошибаться, зачеркивать слова и не бояться, что после этого его тетрадь, в которой он так старательно выводил буквы, высунув язык и пыхтя, полетит в помойку. Ребенок не отвечает за гнев взрослого — тем более, взрослого, который пришел его учить.

У нас столько разговоров о высокой социальной миссии учителей, а вот обсуждения того, почему этот самый учитель с высокой миссией считает себя вправе писать в тетради ребенка свои агрессивные оскорбления, почему-то не наблюдается.

Образование должно меняться — и оно это делает. Да, пока не так уж быстро и не так уж активно, но изменения есть социальный заказ, а значит, они постепенно наступят. Я глубоко убеждена в том, что цель образования — особенно начального — состоит в том, чтобы дать ребенку базу для дальнейшего интереса к изучению мира. И эта база, конечно, должна строиться на доверии между учениками и учителем и на взаимном уважении. Потому что не может ребенок уважать того, кто устраивает в его тетради адский разнос — он может только его бояться.

Был ли у той учительницы выбор? Я уверена, что да. Не надо портить тетрадь — ведь девочка уже не понесет этот «позор» в школу — достаточно просто поговорить. И все эти разговоры, что «они не понимают» ничего не стоят. Они не понимают, когда вы с ними не разговариваете, а требуете. Они не понимают, за что на них орут, если они что-то неправильно сделали — что абсолютно нормально, тем более, в таком юном возрасте, когда учеба должна быть скорее номинальной, чем формальной.

Я/Мы София Савельева.

.

.