«Все цветы должны цвести вместе под чуткой заботой садовника»: как школа превратила инклюзию в травлю
С молчаливого согласия школьной администрации творятся страшные вещи
В 2020 году Светлана Моторина написала и издала книгу «Травля: со взрослыми согласовано», в которой рассказала 40 реальных историй о школьной травле. В одноименном канале с марта в режиме сериала выходит рассказ о том, как в школе затравили ее сына Ярослава.
Все началось с появления в классе мальчика, которого Светлана назвала условным именем Вовочка. К середине года он уже стал героем местной повестки: «То пристанет, то стукнет, то сломает игрушку. Ярослав сдачи не давал. Почему? Потому что учительница сказала, что Вовочка особенный и трогать его нельзя», — пишет Светлана. В семье Моториных, узнав об особенностях развития мальчика, прочитали сыну лекцию о толерантности и на этом успокоились.
К весне конфликт Ярослава с «Вовочкой» обострился, и, хотя сам сын рассказывал о стычках неохотно, сразу несколько родителей написали Светлане, что в классе ежедневно издеваются над ее сыном. Оказалось, что у многих детей были проблемы с «Вовочкой», а одной девочке доставалось больше всех: «Всплыли совсем жуткие истории с прижиманием девочки к полу и требованием снять трусы (детям по семь лет!)» — рассказывает Светлана.
С одной стороны, это классическая история буллинга в школе, жертвой которого стали несколько детей, включая сына Светланы. Но здесь смешались две проблемы: из-за особенностей развития «Вовочки», учительница закрывала глаза на поведенческие проблемы ребенка, и его агрессивные выпады оставались безнаказанными, превращаясь в настоящую травлю.
Во время занятий и на переменах педагог присматривала за «Вовочкой», но после уроков дети были предоставлены сами себе — тогда и происходили конфликты.
После сообщений от других родителей, Моторины пришли с разговором к учительнице. Та рассказала, что Вовочка, конечно, «проблемный», как и вся его семья, но мама там «вполне адекватная». Она также сообщила, что Вовочка наблюдается у психологов и неврологов, со второго сентября по нему регулярно собирается педкомитет, и, вроде бы, есть улучшения.
По итогам разговора их отправили к директрисе, которая пообещала взять агрессивного мальчика под контроль — однако ситуация только ухудшалась. Во время повторных обращений родителям объясняли, что они напрасно волнуются: дети просто играют, классная руководительница «старается на пределе сил, еще чуть-чуть и нервный срыв».
Светлана считает, что бездействие администрации школы позволило конфликту усугубиться — во втором классе травля приняла абсолютный характер, в ней участвовали уже и девочки. Ярослава называли странным, запирали в женском туалете, придумывали обидные прозвища, били.
Учительница разводила руками, а потом проводила классный час, на котором Ярославу объясняли, что ничего страшного не происходит, а жаловаться нехорошо — мама и бабушка очень переживают.
Причиной всех бед, свалившихся на голову ее сына в начальной школе, Светлана считает поведение учительницы. Она не обладала необходимыми навыками, чтобы контролировать ситуацию с ребенком с особенностями, но отрицала свой неуспех.
Администрация школы, как это нередко бывает в таких случаях, оправдывала учительницу, защищая репутацию учебного заведения.
«Я уверена, что все цветы должны цвести вместе и тем самым украшать друг друга, но под чуткой заботой садовника. Садовник — это учитель и школьная администрация. К сожалению, в данный момент школьная система не готова реализовывать инклюзию эффективно», — утверждает Светлана, опираясь на собственный опыт.
Из сложившейся ситуации женщина вынесла два правила инклюзии: «Первое — не скрывать, что ребенок инклюзивный! Иначе в чем инклюзия? В том, что особого ребенка тихонько засунули в коллектив нормотипичных детей? Посадили одного и заставили учительницу не спускать с него глаз. Трудных детей нет. А вот особые, действительно, есть. И если мы хотим настоящую инклюзию, то мы учим детей (и родителей этих детей) тому, что все мы разные, что есть вещи, которыми некоторые из нас не могут управлять, но мы можем друг другу помочь. И второе — нести реальную (финансовую, административную) ответственность за обеспечение условий для детей с особыми потребностями».
Большая часть комментаторов не принимает концепцию инклюзии. Светлане пишут: «Очень хочется спросить всех, кто за „инклюзию“, ну как? Вы все еще будете „верещать“, что инклюзия для психически нормальных детей не является угнетением? Именно угнетением! И слово „нормотипичный“ я считаю оскорблением. Есть „нормальный“ и „ненормальный“ (с отклонением от нормы). Вы согласны, чтобы над Вашим ребенком так издевались?» — вопрошает пользовательница с именем Ольга.
«Я мама ребенка-инвалида и мне страшно представить его в общем классе, — пишет Вера Сок. — В коррекционной школе свои методики и педагоги, специалисты — психологи, неврологи, логопеды и так далее. Есть возможность изоляции ребенка во время приступа, будет это истерика и буйство или эпилепсия. Это же не кролики, а люди, нельзя ожидать от обычного педагога сверх-подхода к такому ребенку. Выписывайте тогда ему тьютора за бюджет или за мамины деньги, если ей очень хочется определить ребенка в обычный класс».
Светлана возражает: «Это просто кривая реализация инклюзии, к сожалению. В нашем случае, насколько я могу судить, ребенок интеллектуально сохранен был. Страдала эмоциональная и поведенческая сферы. Если бы был отдельный тьютор для него и если бы администрация не отрицала проблем с травлей (особенно когда травить начали уже несколько детей), все можно было бы решить».
Примерить ситуацию на себя предлагает Аксель Павлокс: «С одной стороны, это страшно, когда рядом с твоим сыном учится неуправляемый ребенок, с которым ничего нельзя сделать. Но… Знаете, часто спрашивают: „А если бы это был ваш ребенок?“, но мне кажется, что лучше бы подошел другой вопрос. Что, если это бы были вы? Человек с неустойчивой психикой. Думаете, с вами такого не может случиться? Ха. Любой человек может сойти с ума. Вы взрослый человек, но думаете, вам придется сладко? Вы или вылетите с работы или учебы, или на вас постоянно будет оказываться давление, даже если свои обязанности вы выполняете и никого не трогаете. Все эти косые взгляды. Все эти осуждающие замечания, когда ваша эмоциональная сфера в очередной раз дает сбой».
Небольшая группа комментаторов не понимает, чем «Вовочка» заслужил особое отношение: «У моего внука аутизм, но это не значит, что ему позволено кого-то обижать, пытаться сдернуть одежду. Это просто невоспитанность. А учитель идет на поводу, не решаясь остановить хулигана», — считает Галина.
«Тут речь не о диагнозе, а о воспитанности ребенка. Ее вообще нет. Второе прикрывается первым», — написала Эльвира.
К сожалению, неготовность педагогов регулировать обстановку в классе и невозможность обеспечивать комфортный образовательный процесс для всех учеников нередко извращает саму идею инклюзии до неузнаваемости и делает ее тяжелым бременем — и для педагога, и для учеников, и для их родителей. Если педагог умеет работать с разными детьми, если взрослые не игнорируют проблему — дети спокойно существуют вместе.
Мамы детей с синдромом Дауна рассказывают, что страх и отчужденность вызваны как раз тем, что людей с особенностями изолируют от общества на всю жизнь, а это в равной степени вредит и обществу, и людям. О том, почему стена между нейротипичными и детьми с особенностями развития должна быть разрушена, написала колонку редактор НЭН и CJ Катя Статкус.
